Читаем Навсегда, до конца полностью

Генерал стоял вытянувшись. Брань к нему не относилась, однако в любой момент царский гнев мог обрушиться и на его ни в чем не повинную голову.

— Ступай, — велел Николай, отведя расстроенную душу.

Трепов... Николай Александрович превосходно понимал, для чего призвал к себе московского обер-полицмейстера. Великий князь Сергей Александрович, родной дядюшка государя, не раз аттестовал Трепова с наилучшей стороны: решителен, смел, беззаветно предан престолу и отечеству. Далее. Именно при нем сделал карьеру Зубатов. Не будучи представлен государю, тем не менее был ему известен: весьма, весьма полезные создал организации. Деятельность их в столице продолжает Гапон, и, значит, Трепову несложно разобраться, к чему ведет этот попик. И наконец, у Трепова есть личные основания быть беспощадным к петербургским бунтовщикам: ведь это в его отца, Федора Федоровича, стреляла девица Засулич. Бог от гибели оборонил, однако здоровье столичного градоначальника пошатнулось, слыхать — на ладан дышит, и уж сынок не преминет свести с террористами личные счеты. А государь, подумал о себе в третьем лице Николай, даст ему чрезвычайные полномочия. Введет должность санкт-петербургского генерал-губернатора. К слову, непонятно, почему в столице до сих пор такого поста нет, Дядюшка императора, Владимир, главнокомандующий гвардии и столичного округа, конечно, рожу повернет наискосок: великий он князь, полный генерал, а очутится в повиновении у Дмитрия Федоровича Трепова, генерал-майора, — ну, переживет, покривится да и перестанет, сам-то по себе рохля рохлей, ударился бог весть во что, выпросил себе президентство в Академии художеств, заделался почетным членом Академии наук, тоже мне ученый выискался...

Пичуга чирикала на подоконнике. Государь отворил окошко, согнал назойливую тварь.

Доложили о прибытии Трепова. Еще раз велено было: никого не принимать, не беспокоить. Даже дверь в спальню царицы Николай запер изнутри. Приказал накрыть ужин для двоих. Совещаться предстояло долго.

2

За месяц с небольшим до того, 1 декабря 1904 года, на сходке в Московском университете приняли решение: «Просить революционные комитеты устроить противоправительственную демонстрацию». Причиною послужи ли события опять-таки в Петербурге. Там 28 ноября студенты вышли на улицы с лозунгами «Долой самодержавие!». Заранее оповещенные полиция и жандармы — пешие, конные — учинили кровавое побоище. Четверых забили до смерти, свыше ста схватили, посадили. Как сообщала впоследствии ленинская газета «Вперед», главной причиной и победы полиции, и поражения демонстрантов было почти полное отсутствие рабочих.

Неподготовленной оказалась демонстрация учащейся молодежи и в Москве. Здесь ее зачинщиком стала организация эсеров, она выдавала себя за сторонников «решительных действий». Вскоре после сходки в университете собралось заседание «Социал-демократической организации московских высших учебных заведений», чтобы обсудить вопрос об открытом антиправительственном выступлении.

В числе первых ораторов был Андрей Бубнов. Он успел получить «с оказией» письмо от Оли Генкиной и питерские события представлял, пожалуй, лучше остальных участников совещания. Кроме того, за минувший год он изрядно повзрослел, возмужал, окончательно политически определился. Не прошло даром и общение с Бауманом, с Позерном, и в Иваново-Вознесенске со старшими товарищами.

Сейчас он говорил о том, что локальная, без участия массы рабочих, без тщательной подготовки студенческая демонстрация обречена. Только ненужные жертвы, только потеря многими веры в успех революционного дела, только неминуемые аресты, причем не исключается, что арестованы будут лучшие активисты — им идти в первых рядах. Иного результата он, Бубнов, не предвидит. Андрей говорил напористо, резко, видел, что многие с ним соглашаются. Поддержал его Сурен Спандарян, университетский, — с ним Андрей познакомился тогда, на Палихе, когда Бауман рассказывал об итогах II съезда. Худой, с торчащими ушами, с тонкими усиками, горячий, Сурен то и дело вскакивал, перебивал, но Андрей не обижался: говорил Сурен дельно. Казалось, все шло как надо, предложение об отсрочке демонстрации приняли бы, не выступи Виктор Прокофьев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза