Навсегда, до конца

Раздвинув штору, Бубнов отворил фортку. Влетело несколько мягких, нехолодных снежинок. В хорошее время угадало родиться — в начале весны. В день святого Андрея. «Мужественный это значит», — втолковывал папенька, у него было пристрастие к похвальбе всем, что принадлежит ему, а дети, полагал Сергей Ефремович, тоже нечто вроде личной его собственности. Папеньку недавно схоронили, был старый старичок, но с норовом прежним. Как-то, несколько лет назад, устроил его на отдых в цековский санаторий. Первым делом отец наркома просвещения повесил на стенки своей палаты иконы. И сколько его сын уговаривал, сколько просил — ни в какую. Вот был папенька — с характером...

Из фортки дуло, снежинки влетали, падали, растворялись в тепле. Хотел поймать в ладонь — не поймал. Снова сел к столу. Всякий знает по себе: в детстве день рождения — только радость, только предвкушение веселья, подарков, суеты, ласки, родительской покладистости; в юности — осознание того, что повзрослел на год, приближаешься к чему-то большому, настоящему, неизведанному, такому, чего не было у тебя, не было ни у одного человека за всю историю и не будет, не будет ни у кого... А когда стареешь, когда... В общем, так: прожито много, очень много, и осталось гораздо меньше, но мысли о смерти не то чтобы гнал, а просто не приходили; точнее же — приходили, но равнодушные, безразличные, лишь одного желал: не болеть бы, а разом чтоб, чтоб не мучиться и не мучить ближних... А пятьдесят — это не старость, это не такой уж плохой, если прикинуть, возраст: много сделано, много передумано, многое впереди... Хоть и не на ярмарку, а с ярмарки, говорится, но сколько-то еще отведено в будущем...

Было половина шестого. Часов с девяти начнутся звонки — телефонные и в дверь, почтальона. Первой наверняка позвонит Надежда Константиновна, — тоже спит мало, но слишком рано беспокоить не станет, даже и срочные дела старается попридержать, удивительной чуткости и деликатности она человек, Надежда Константиновна Крупская, с ней, заместителем по наркомпросу, работать — одно удовольствие... Позвонит Валера Куйбышев, астматически подышит в трубку, скажет что-нибудь веселое, на это мастак. Петя Постышев, Федор Самойлов, Маша Бешенковская, Рабиновичи позвонят... И Клим, и Семен Буденный — те наверняка станут звонить по одному аппарату, рвать друг у друга трубку. А не позвонят... Не позвонят тоже многие. Миша Фрунзе. Семен Балашов, Дунаев Евлампий. Отец. И Коля Щорс не позвонит. И батька Боженко. Многие друзья не позвонят, потому что их — нет.

Доставят поздравительный адрес от Мейерхольда Всеволода Эмильевича — непременно что-нибудь смешное, разрисованное в кубистском стиле. Мейерхольд прибегает в наркомат чуть не каждый божий день, тянет на Триумфальную, где строят для него театральное здание. «Андрей Сергеевич, вы же понимаете, вы же должны понять наконец, что новое искусство требует и нового антуража и немыслимо, вы понимаете, невозможно играть на старинной площадке революционные спектакли, а?» Бегает по кабинету, потирает руки, садится, вскакивает, шевелюра дымится — ребенок сущий, как и все художники впрочем.

Особым ключом Бубнов отпер ящик письменного стола. Всюду, где он работал, был образцовейший, до педантизма, порядок, порою тягостный и окружающим, и ему самому. Но этот ящик запирался особым ключом не ради порядка. Там хранилось самое дорогое...

3

Анкеты, черновики автобиографии, мандаты партийных съездов и конференций, удостоверения члена ЦК, ЦИК, высших органов Украины, оставленный на память партийный билет старого образца — разрешили старым большевикам при обмене сохранить у себя, — грамоты, фотокопии ленинских записок и телеграмм, фотографии самых близких, письма, тоже от самых близких, — все это было аккуратнейше разложено по коленкоровым папкам с наклейками, проделано саморучно, — такой уж он был педант. «Не своим делом занимаешься, начальник Политуправления РККА, — подшучивала Ольга. — Тебе надо бы Центроархивом командовать». — «Надо будет — и там покомандую, — отвечал он всерьез, — я всегда готов, как юный пионер, куда партия поставит — там и буду и постараюсь не осрамиться».

Ноябрь 1917‑го. Его, комиссара железных дорог республики, направили на Юг, там он принял участие в борьбе против белогвардейского генерала Каледина. Телеграммы в Совнарком: идут схватки с юнкерами в Нахичевани, в Ростове. Всего сутки понадобились на разгром, возглавлявший юнкеров генерал Потоцкий и его штаб арестованы. Подпись: Бубнов.