Навсегда

Так она дошла до старинной арки в монастырской стене с маленькой иконкой наверху. Тут был проход с рыночной площади на площадь старой ратуши. Аляна прошла под сырой каменной аркой. Площадь была удивительно безлюдна, только на противоположной стороне, у другой арки, тоже старой, сырой и облупленной, прямо на земле неподвижно сидели какие-то женщины и пожилой крестьянин. Странно, что Аляна сперва увидела их и лишь потом, мгновение спустя, заметила посреди площади слегка покосившееся, странное сооружение, какого она никогда в жизни не видела. Оно было похоже на высокий столб с кронштейном для фонаря. Только вместо фонаря на туго натянутой веревке висел человек.

Аляна увидела его сзади: затылок, спина, босые, чуть вывернутые ступни беспомощных ног, которым не на что опереться. Голова склонилась к левому плечу… Аляна сразу узнала Ляонаса.

Сухая старушонка с желтым лицом свернула с площади под арку, оглянулась, перекрестилась под широкой шалью и, глянув в лицо Аляне, быстро прошептала:

— Это семья его приехала, видишь, там сидят. Родители и сестренка. Дожидаются, когда разрешат снимать… До чего эти мужики глупые: разве им разрешат его снять? — Она оглянулась и, опять тайком перекрестившись, суетливо пошла к рынку.

И тут, почти рядом с собой, за обвалившейся колонной, Аляна увидела Станкуса. Упорно, не отрываясь, он смотрел на виселицу. Наверное, он давно уже так стоял и смотрел, позабыв обо всем на свете.

— Пойдем, — тихо сказала Аляна. — Что ты тут стоишь!

— Мы пойдем, — как будто в беспамятстве, пробормотал Станкус. — А он?..

— Нельзя здесь стоять. Идем сейчас же…

— А его оставим висеть? Пусть он висит, наш…

Чувствуя, как сердце заливает томительный холодок подступающего отчаяния и страха, Аляна рванула Станкуса за рукав и втащила под арку. Задыхаясь от злобы, она ткнула ему кулаком прямо в лицо, так, что он отшатнулся.

— Правильно, бабенка, пускай не нахлестывается с утра, ждет до обеда! — с хохотом крикнул подвыпивший прохожий и, обернувшись, помахал ей шапкой.

Станкус заморгал, будто просыпаясь, и с глубоким изумлением спросил:

— Это ты меня?.. — и дотронулся рукой до подбородка.

— Ладно, оставайся, все без тебя сделаю, раз ты такая сволочь, — с ненавистью глядя в его глаза, хрипло прошептала Аляна. — Оставайся!

— Иезус Мария, что ты говоришь?.. — Станкус испуганно схватил и удержал ее за руку, хотя она старалась вырваться.

Глаза у него совсем прояснились. Он неожиданно быстро нагнулся и поцеловал ей руку.

— Прости, сестренка…

Они вышли из-под арки на рыночную площадь: маленькая батрачка в армяке шла впереди, а за нею, отстав на несколько шагов, пробирался через толпу щеголеватый торговец с угрюмым лицом.

Еще издали Аляна увидела около своего воза Юлюса с дровяного склада.

Длинными грязными пальцами он копался в маленьком бумажном фунтике, доставал из него липкие черносливины и медленно жевал.

Когда она подошла, он, глядя куда-то в пространство, сказал:

— Хорошо, что ты приехала.

— Сегодня можно? — спросила Аляна.

— Обязательно.

— Вот он с тобой пойдет, — сказала Аляна, показывая глазами на подходившего Станкуса.

Юл юс пошарил пальцами в пакетике, где не оставалось больше ни одной черносливины, смял пакетик и, вытирая об него пальцы, сказал:

— Ну, я пошел, ладно?

Оглянувшись на Станкуса, он бросил скомканную бумагу себе под ноги и пошел вдоль рыночных рядов.

— Твоя капуста? — сварливо крикнула Аляне барынька, копавшаяся в кочанах на возу. — Так ты торгуй, а не зевай по сторонам!

Глава седьмая

Базарному дню сегодня, кажется, конца не будет.

Ветер, налетая на площадь, рябит серые лужи, засыпанные плавающими соломинками, воронками закручивает пыль и мусор, заставляя отворачиваться и протирать глаза толпящихся спекулянтов сахарином и сигаретами, немецких солдат и женщин с корзинками.

Крестьянские возы со свеклой, хомутами, свежевыструганными бочонками и бадьями стоят, растянувшись неровными рядами по площади.

Угрюмый старик корзинщик, разложивший на рогоже свой хитроумно сплетенный товар, только что сбегал за угол хлопнуть шнапсу и теперь вернулся совсем другим человеком. Посмеиваясь, щурясь и потирая ладони, он соображает, чем бы поразвлечься, и, видимо, ему взбредает на ум изобразить себя отчаянным кавалером. Натянув помятую фетровую шляпу на левый глаз, он облокачивается о передок воза своей соседки, краснолицей торговки луком, отпускает ей какой-то комплимент и тотчас сам давится от смеха.

Не обращая на него внимания, торговка покачивает ногой в тяжелом солдатском сапоге и равнодушно вмазывает поломанным перочинным ножичком топленое сало в горбушку черного хлеба.

Рядом, сторонясь толчеи, женщина с печальными, испуганными глазами, как ребенка, прижимает к груди сонного гуся.

Две городские дамы в замысловатых прическах копаются, перебирая на возу кочаны капусты, а хозяйка воза, беловолосая деревенская девушка, стоит рядом, покорно за ними наблюдая.