Навозный жук летает в сумерках…

Зато Юнас знал. И сразу же отправил Давида в магазин радиотехники — взять напрокат гальванометр. Они подключили электроды к селандриану, и результат не заставил себя ждать. Стрелка сразу же задрожала, и теперь можно было наблюдать, как цветок себя чувствует и на что реагирует. Они уже провели несколько успешных экспериментов, и теперь Юнас втайне подумывал о том, как бы использовать цветок, чтобы найти статую. В том, что между статуей и цветком есть скрытая связь, он не сомневался, но планов своих не раскрывал, чтобы никого понапрасну не беспокоить. Давид и Анника вечно все понимали превратно, а объяснять им Юнасу было некогда. Есть дела и поважнее!

Чтобы следить за незваными гостями, которые шастали порой по Селандерскому поместью, Юнас по всему саду в траве натянул проволоку. Проволока подключалась к хлопушке, и если кто-то где-то спотыкался о проволоку, то хлопушка выстреливала. Хлопушка имела двойное назначение: во-первых, это был сигнал Юнасу, что кто-то ходит по саду, а во-вторых, выстрел должен был напугать гостя.

Это было гениальное и эффективное изобретение. Юнас испробовал его на Аннике. Он протянул одну проволоку прямо у калитки, и когда калитка открылась, раздался выстрел. Анника страшно испугалась. Только жаль, что потом она разозлилась и устроила Юнасу скучный допрос, где он взял это устройство.

Юнас сказал, что одолжил, но Анника не отставала. У кого? Спросил ли он разрешения? Юнас считал, что в подробности вдаваться не стоит, но Анника уже начинала догадываться и задавала наводящие вопросы:

— Ты что, опять рылся в папиных сигнализационных приборах? А папа знает? Ты спросил разрешения?

На первый вопрос Юнас ответил «да». На второй — «нет». Анника, конечно, возмутилась, и начала его отчитывать самым что ни на есть занудным образом, но у Юнаса не было ни малейшего желания с ней спорить.

Анника никак не могла понять, что иногда надо не спрашивать разрешения, а брать инициативу в собственные руки. Иначе ничего в этой жизни не добьешься. Ну разве можно так рисковать — слушаться пустячных запретов людей, которые не понимают всей важности дела. И не хотят выслушивать объяснений. И лишены дальновидности.

Поэтому говорить с Анникой о более смелых методах следовало осторожнее. Юнас первый готов был признать ее способности. Да, конечно, она умница, но ей не хватает дальновидности, масштаба мысли!

Зато Давид, если хотел, мог мыслить широко. Конечно, он немного непрактичный, заторможенный и мечтательный. Короче, чуждый действительности.

В нем нет нужной предприимчивости. И с заключениями у него туговато, в отличие от Юнаса. Не может сделать выводов, ясных как день. Но в остальном они отличные ребята — и Давид, и Анника. Юнас ни на кого на свете их бы не променял.

Анника перепечатала все письма, и Юнас шел в Селандерское поместье, чтобы послушать ее отчет. Про статую там было негусто, но доверять этому ее утверждению не стоило. Она вполне могла что-то пропустить. Сам же Юнас часто замечал то, чего не видели другие…

Анника стояла в ванной и мыла цветы. Ванная комната находилась перед входом в прихожую. Дверь была открыта, и Анника могла одновременно говорить с Давидом, который сидел в гостиной.

Она начинала привыкать к Селандерскому поместью, ей здесь нравилось. Поливая душем цветы, она с ними разговаривала. Это правильно, так и надо, говорил Давид. Цветы любят, когда с ними нежно разговаривают.

У бабушки Анники всегда были очень красивые цветы, и, по словам самой бабушки, это оттого, что она с ними разговаривает. Анника смеялась, считая это старым суеверием, но Давид сказал, что последние исследования доказали: такое вполне возможно. И Андреас Виик имел в виду то же самое, когда в своих письмах говорил о вселенской душе, благодаря которой все живые существа могут понимать друг друга.

Итак, стоя в ванной, Анника мурлыкала:

— Вот так, цветочек… Давай-ка польем еще под листиками.

— Что ты сказала? — крикнул Давид из гостиной.

— Ничего особенного. Я просто болтала с цветком.

Анника приступила к следующему растению. Это был бальзамин, который вовсю цвел. Он вырос и разветвился так, что еле держался в горшке. Анника задумалась, что с ним делать. Вдруг Давид закричал:

— Анника, что ты делаешь? Что там происходит?

У него был взволнованный голос. Анника оставила цветок и вышла из ванной с ножницами в руках. Давид показал на гальванометр селандриана.

— Посмотри, что с ним творится! Наверное, его что-то напугало! Ты что, сломала какое-нибудь растение?

Да нет, Анника ничего такого не делала, но она и сама видела, как испуганно дрожит стрелка на гальванометре.

— А зачем тебе ножницы? — спросил Давид.

Анника объяснила, что бальзамин слишком разросся, и она собиралась его обрезать. Давид сказал, что этого делать не следует, во время цветения нельзя обрезать цветы. Лучше воткнуть в землю палочки и подпереть стебель. Анника отложила ножницы.

Давид посмотрел на гальванометр. Иголка больше не дрожала, селандриан успокоился. Получается, стоило Аннике только подумать о том, чтобы обрезать бальзамин, как селандриан начал волноваться.