Наводнение

Это был человек небольшого роста. Его гибкое и мускулистое тело было покрыто ровным красноватым загаром. Лицо графа напоминало средневековые испанские полотна тех времен, когда художники почему-то удлиняли мужчинам подбородки. Или мужчины тогда в самом деле имели такие подбородки. Длинный, острый подбородок не портил лица графа, а, напротив, придавал нечто необычное и в то же время такое, что лишало его лицо национальной характеристики. Графа можно было принять за кого угодно: европейца, австралийца, латиноамериканца, канадца или финна. Большие темно-зеленые, навыкате глаза графа были необычно подвижны и проницательны, и он, словно зная об этом, предпочитал прятать их за темными очками.

Доктор Хуан Сантос Родригес умел разрешать любые проблемы с волшебной быстротой и легкостью. Мягко отстранив Роландо, он несколько раз повернул ручку двери, и дверь приоткрылась, причем граф заметил, что замок был не заперт. Потом он осторожно подхватил Луиса на руки и без видимых усилий донес до дивана. Роландо топтался у порога и хихикал.

После беглого осмотра Луиса граф попросил Роландо принести коричневый саквояж, известный многим жителям Ринкон Иносенте. Саквояж с набором всего, что граф считал самым необходимым в экстренных случаях, всегда стоял на видном месте в его доме, поскольку, появившись в Ринкон Иносенте, доктор Хуан – так окрестили его местные жители – практически заменил собой бригаду «Скорой помощи», приезжавшую каждый раз из провинциального центра. За пять лет граф Хуан Сантос Родригес стал в Ринкон Иносенте всеобщим любимцем. Он умел лечить любые болезни, в любое время, получая за свою помощь только жалованье, которое платило ему правительство Эль-Параисо. Это особенно подкупало местных жителей, никогда не любивших платить врачам и считавших, что, потраченные на пиво, эти деньги принесут здоровью намного больше пользы.

Доктор Хуан был удивлен. Рассматривая Луиса сквозь темные очки, он наконец нарушил молчание:

– Видишь ли, Луиси, я никогда не вмешиваюсь в твою жизнь, но… Но мне кажется, что это наркотик. Это так странно и неожиданно, и опасно! Я не специалист и не могу точно сказать, что именно, но это явная наркотическая интоксикация. – Граф замолчал, продолжая внимательно рассматривать лицо Луиса. – Это очень серьезно! Что случилось, Луиси, почему ты вдруг решил стать наркоманом? Ты слышишь меня?

Граф взял Луиса за руку, еще раз пробуя пульс. Луис медленно и монотонно покачивал головой, тяжело дышал и, казалось, не слышал слов графа. Не дождавшись ответа, граф слегка повысил голос:

– По крайней мере, скажи мне, что ты принял? Я буду знать, как быстрее помочь тебе!

– Хуан, я ничего не помню! Ничего… Боже, как больно!.. – Луис громко шептал, не открывая глаз. Его голова продолжала раскачиваться из стороны в сторону. – Обычный «дайкири»1… Вечером, как всегда… А потом – пустота… Потом – ничего…

Превозмогая боль, Луис вспоминал вслух и не мог вспомнить, что же случилось после того, как он допил бокал дымящегося «дайкири», сидя под тентом бара. Это было вчера, после десяти часов вечера. Все, как обычно. «Дайкири», старый Эбелио за стойкой и что-то еще… Что-то еще отложилось в памяти Луиса и настойчиво пробивало себе дорогу. Это нечто, беспокоящее, возникло вдруг ясно, как только что проявленная фотография. Да, именно это привлекло к себе внимание Луиса вчера в баре. В затененном углу у эстрады, где всегда усаживаются влюбленные парочки, сидел незнакомый угрюмый тип. Местным он быть не мог. Всех жителей Ринкон Иносенте Луис знал в лицо и здоровался с ними. А для туриста этот тип был как-то слишком озабочен. Он все время уводил глаза в сторону, и тем не менее Луису казалось, что он постоянно смотрит на него вязким прилипчивым взглядом. Это был лысый мужчина с маленькой головкой и фигурой, похожей на муравья. Ему легко можно было бы дать и сорок, и пятьдесят лет. Он то и дело вскакивал со стула и бродил по веранде без видимой цели. Отставляя широкий зад куда-то вниз, он неуверенно, поспешно перебирал толстыми кривыми ногами, наклоняя голову вперед, и казалось, что он вот-вот споткнется или только что споткнулся. Силуэт его муравьиной фигуры – последнее, что запомнил Луис. Потом было пробуждение в незнакомом странном месте и боль, невыносимая боль во всем теле…

Роландо принес саквояж. Доктор Хуан по-прежнему пристально смотрел на Луиса, в то время как его руки нашли в чемоданчике шприц и проворно собрали его.

– Не знаю, в чем дело, Хуан. Какие, к черту, наркотики… – закончил свой несвязный рассказ Луис. – «Дайкири» – и всё! Обычный «дайкири»… Дай мне что-нибудь, чтобы заснуть! И не надо смотреть на меня как на чокнутого. Я как-нибудь сам разберусь, в чем тут дело. Пусть только отпустит эта… – Луису хотелось выругаться, но он замолчал, потому что граф не любил ругательств.

Доктор Хуан снял очки. Его большие глаза весело задвигались.