Навеки Элис

— Я знаю, Лидия, это ты для меня прояснила. В любом случае, я не говорю о преподавании в университете или колледже, хотя ты могла бы этим заниматься. Я подумала, что когда-нибудь ты могла бы вести семинары, такие, на которые ходила сама и которые тебе так нравились.

— Мама, извини, но я не собираюсь тратить силы на размышления о том, чем буду заниматься, если не состоюсь как актриса. Я в таких подстраховках не нуждаюсь.

— Я не сомневаюсь, что ты в состоянии сделать карьеру актрисы. Но что, если в один прекрасный день ты решишь завести семью и тебе придется сбавить обороты, но при этом остаться в профессии? Вести семинары, даже из дома, было бы очень гибким решением вопроса. К тому же не всегда важно, что ты знаешь, важно, кого ты знаешь. В Сети у тебя появятся знакомые — сокурсники, профессора, выпускники. Уверена, что есть узкий круг, к которому без степени ты просто не имеешь доступа.

Элис замолчала в ожидании, что Лидия заладит свое: «Да, но…» Но Лидия ничего не сказала.

— Просто подумай об этом. Жизнь становится только сложнее. С возрастом труднее соответствовать. Может, поговоришь с кем-нибудь из твоей труппы? Узнай, какие у них перспективы, каково продолжать актерскую карьеру, когда тебе за тридцать, за сорок. Хорошо?

— Хорошо.

«Хорошо». Это была максимально близкая к согласию точка в их постоянных спорах на эту тему. Элис пыталась придумать, о чем бы еще поговорить, но не смогла. Они уже так давно говорили только об этом. Пауза затянулась.

— Мам, а каково это?

— Что — каково?

— Альцгеймер. Ты сейчас чувствуешь, что у тебя эта болезнь?

— Ну, я знаю, что только что ни разу не сбилась и не повторялась, но всего несколько минут назад я не могла вспомнить, как называется сливочный сыр, и мне было трудно принимать участие в разговоре с тобой и папой. Я знаю, что нечто подобное случится снова — это вопрос времени. И с каждым разом промежутки будут все короче. А то, что случается, будет масштабнее. Так что даже когда я чувствую себя абсолютно нормальной, я знаю, что это не так. Это не конец, просто передышка. Я сама себе не доверяю.

Ответив, она заволновалась, что была слишком откровенна. Она не хотела пугать дочь. Но Лидия не отступила, ей было интересно, и Элис расслабилась.

— Так, значит, ты знаешь, когда это происходит?

— Практически всегда.

— А как это было, когда ты не могла вспомнить, как называется сливочный сыр?

— Я знала, что ищу, просто мой мозг не мог до этого добраться. Это как если бы ты захотела вот этот стакан с водой, а твоя рука не могла бы взять его со стола. Ты уговариваешь, угрожаешь, но рука даже не шевелится. Наконец ты заставляешь ее двигаться, но вместо стакана хватаешь солонку или разбиваешь стакан, и вода разливается по всему столу. Или к тому времени, когда твоя рука берет стакан и подносит его к губам, в горле у тебя уже не першит и ты не хочешь пить. Момент, когда была нужна вода, прошел.

— Это похоже на пытку, мам.

— Так и есть.

— Мне так жаль, что с тобой это случилось.

— Спасибо.

Лидия потянулась через уставленный тарелками и стаканами стол, через годы, которые их разделяли, и взяла ее за руку. Элис сжала руку дочери и улыбнулась. Наконец-то они нашли о чем говорить.

Элис проснулась на диване. В последнее время она часто дремала днем, иногда по два раза за день. Дополнительный отдых придавал сил и обострял внимание, но возврат в день был резким и действовал на нервы. Она посмотрела на настенные часы. Четыре пятнадцать. Когда задремала, она не помнила. Помнила ланч с Джоном. Ела какой-то сэндвич. Скорее всего, это было около полудня. Что-то твердое уперлось в бедро. Книга. Должно быть, она заснула, когда читала.

Четыре двадцать. Элис села и прислушалась. С пляжа доносились пронзительные крики чаек. Она представила охоту этих падальщиков — сумасшедшие гонки в поисках крошек, которые оставляют на берегу беспечные загорелые люди. Она встала и отправилась на поиски Джона, не такие отчаянные, как охота чаек. Посмотрела в спальне и кабинете. Выглянула на дорогу. Машины не было. Она уже была готова отругать его за то, что он не оставил записки, и тут же нашла ее под магнитом на двери холодильника.

Эли, поехал покататься, скоро вернусь.

Джон

Она вернулась к дивану, села и взяла книгу — «Разум и чувства» Джейн Остин, но открывать не стала. Читать не хотелось. Она прочла почти половину «Моби Дика» и потеряла книгу. Вместе с Джоном они обыскали весь дом — безрезультатно. Заглядывали в самые невообразимые места, куда мог положить книгу только слабоумный, — в холодильник и морозилку, в кладовую для продуктов, в комод, в камин. Наверное, она оставила книгу на пляже. Элис надеялась, что оставила ее на пляже. Такое с ней могло произойти и до Альцгеймера.