Наваждение Монгола

И да. Парадокс. Но он чем-то напоминает Айдарова. Своего врага, которого так рьяно ненавидит. Не могу уловить, чем именно, но если Мурата я боюсь до дрожи, то здесь все иначе и дрожу я совсем по другой причине.

Сложно не поддаться дикой необузданности мужчины, который не переставая буравит меня взглядом.

– Мы сейчас о тебе говорим. Ты почему-то начала рассказывать мне про детство, а меня интересует твое настоящее, Ярослава. Скажем, то, почему невеста Айдарова в ночь перед свадьбой отжигала в клубах как последняя…

Цокает языком и пальцы впиваются в мои позвонки. Монгол обманчиво спокоен. Он напоминает магму, которая кипит в недрах. На поверхности тишь да гладь, а внутри вулкан.

– Я хочу услышать твою версию, Алаайа, продолжай рассказ и не забудь пояснить, почему ушла с левым мужиком в приват-рум.

Дергаюсь. Он ранит словами, оскорбляет, но информация у него верная.

Следил, значит. Пока ждет ответа, вскинув бровь, его пальцы медленно ползут к кромке моего свитера, проскальзывают и ощущаются ожогом на незащищенной коже.

– Я не обязана тебе ничего прояснять!

Рявкаю зло, скрывая, насколько для меня непереносимо видеть осуждение в его глазах. Он считает меня золотоискательницей, каждым своим жестом и взглядом демонстрирует, как именно относится к продавшейся девице, которая, не успев выйти замуж за старика, мчит в клуб, чтобы повеселиться.

К горлу поднимается ком.

– Я сама согласилась стать невестой Айдарова, взамен того, что проблемы семьи решатся. Ты можешь меня за это ненавидеть. Да. Я продалась. Ты это хотел услышать?!

Кажется, что моя фраза режет пространство ножом, заставляет Монгола потерять контроль. Он резко подается вперед, выцепив мое признание.

Рука вцепляется в мои волосы, натягивает до предела, заставляет изогнуться, пока сильные губы сминают мои больно, невыносимо, до помутнения, которое накрывает лавиной.

Его пальцы скользят по моей коже вверх, царапают, накрывают грудь и в мозгу щелкает понимание, что я дала повод считать себя ветреной, а с такими Гун не раскачивается. И внутри обжигающей болью проскальзывает осознание, что я не хочу быть разовой для него, не хочу, чтобы использовал и выкинул.

С силой отталкиваю его и кричу сквозь слезы:

– Я убежала в этот проклятый клуб, чтобы стать грязной, чтобы лишиться того, что так было важно для Айдарова! Я просто сломалась. Поняла, что не смогу лечь с этим боровом в постель, что умру, и решилась убежать. Я хотела стать женщиной с любым мало-мальски симпатичным парнем. Тогда Мурат бы на мне не женился. Вот почему я сбежала, Гун!

Вскидывает покалеченную бровь нагло и надменно.

– Человек способен на глупости, когда его загоняют в угол. Я мчалась в этот чертов гадюшник свято надеясь, что буду спасена.

– Интересная логика. Самоубийственная, я бы сказал.

– Когда рядом с тобой молодые люди весело проводят время, когда знаешь, что они свободны от оков, пока на твоей шее ошейник, подаренный женихом, тогда и лютый ад кажется раем.

– Напомни, на каком факультете учишься? Философия вроде, или филология?

Ни грамма сочувствия на лице. Пальцы колет от желания ударить, чтобы стереть это выражение превосходства, чтобы сделать больно, чтобы хоть чуточку проняло!

– Ты ушла с мужчиной. Что потом?

Открываю рот, чтобы выдать ложь, чтобы задеть побольнее. Хочу сказать, что все-таки была близость! Только даже вдохнуть не успеваю, как его пальцы впиваются до боли, до звездочек перед глазами.

– Правду. Ярослава. Палачу не лгут. А ты хочешь солгать. Я чувствую.

– Какую именно правду тебе нужно услышать?! Пошла ли я на этот шаг?! Я была близка к этому. Да. Я хотела. Я отчаянно желала потерять ценность в глазах Айдарова. Я сама позволила мажористому мальчику вольности. Сама. Впервые в жизни хотелось доказать всем, что моя жизнь в моих руках и своим телом я могу распоряжаться так, как хочу. Выбор был осознанный!

Взмах огромной ладони и я вскрикиваю, боясь получить удар, опасаясь страшной боли, которую могут причинить эти руки, но позади меня слышен грохот, кулак обрушивается на стол с такой силой, что я удивляюсь, как дерево не осыпается щепками в разные стороны. Зато тарелки летят на пол вместе с парочкой блюд.

– Распоряжаться своим телом хочешь, значит? – цедит слова, а я вскрикиваю, когда меня поднимают как пушинку и шлепают на стол. Монгол надвигается, как сама неизбежность, смотрит исподлобья, чуть наклонив голову, и упирается массивными кулаками по обе стороны от моих бедер.

Не касается меня, но ощущение такое, что бетоном приложило, выдохнуть не могу.

– Ну-ну…

Он пугает своей мощью. Кажется, до меня доходит, почему его называют Палачом. Гуну не солжешь, он, как борзая, чует, когда юлят, когда не дают ответа. Дознаватель то ли от природы, то ли жизнь сделала таким.

Это все проскальзывает в мыслях со скоростью света, пока мужские бедра вклиниваются между моих колен. Он напирает. Давит.

– Что было дальше? Что делала? Что позволила сделать с собой?!

Опять этот голос обжигает холодом.

И я смеюсь. Хохочу как ненормальная. Нервное потрясение дает о себе знать.

– Все! Абсолютно все!

Хватает меня за плечо.