Наваждение

Предложение Чарли было не случайным. Он прекрасно понимал, что и ему, и Франческе очень не хватало простой, человеческой, ничем не омраченной радости, и он надеялся, что день, проведенный на природе, поможет им развеяться.

— Думаю, ты вполне можешь позволить себе отдохнуть денек от своих дел, — с нажимом сказал он. — А уж я и подавно.

Ему действительно совершенно нечего было делать — разве что читать дневник Сары.

— Договорились, да?

Чарли смотрел на нее с такой надеждой, а голос его звучал так убедительно, что Франческа сдалась сразу, хотя и знала, что, приняв приглашение, будет чувствовать себя обязанной. Этого она хотела избежать любой ценой, боясь, что потом Чарли попросит ее о чем-то, что она не сможет ему дать.

— Хорошо. Но только на один день, — согласилась она.

— Ура! — завопила Моник и захлопала в ладоши. Ее настроение повысилось сразу на несколько пунктов, и она принялась описывать Чарли и Франческе «змейки», развороты и виражи, которые она собиралась проделать. Когда она с самым серьезным видом стала разбирать достоинства и недостатки клэрмонтской трассы, сравнивая ее с такими горнолыжными мекками, как Корчевелло и Кортина-д'Ампеццо, Франческа и Чарли не выдержали и рассмеялись. Оба знали, что в смысле качества трасс Клэрмонт был, по сути дела, третьеразрядным провинциальным местом, однако это не могло испортить им удовольствия от катания. Во всяком случае, на обратном пути в Шелбурн-Фоллс они говорили только о предстоящем выходном.

Чарли довез их до самого дома Франчески. Это было аккуратное деревянное строение с небольшим палисадничком; забор и стены были выкрашены белой краской, а ставни и крыша — зеленой. Ведущая к крыльцу дорожка была расчищена от снега до самого асфальта, а в сугробе справа от двери торчал ярко-алый бумажный цветок — творение рук Моник.

Выбравшись из машины, Франческа поблагодарила Чарли за ужин.

— Все было чудесно. Мне очень понравилось, — сказала она искренне.

— И мне тоже! — пискнула Моник. — Спасибо, Чарли!

— На здоровье, — улыбнулся Чарли. — Увидимся завтра. Когда мне за вами заехать?

Чтобы не испугать Франческу, Чарли не сделал никакой попытки зайти в дом и даже остался сидеть за рулем, хотя в другой обстановке он обязательно проводил бы их до дверей. Франческа снова стала похожа на пугливую лань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности, и Чарли не хотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать его слишком близко, какими бы откровенными ни были их разговоры.

— Как насчет восьми утра? — предложила Франческа. — Если выехать в восемь, то к девяти мы уже будем на месте.

— Принимается. Только бы погода не подвела.

Он смотрел, как они идут к дверям, как отпирают замок. Потом в домике зажегся свет, окна осветились теплым оранжевым светом, и Чарли подумал, что внутри, должно быть, хорошо и уютно.

Некоторое время он смотрел на дом Франчески, потом завел мотор и отъехал. Он снова чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Чарли казалось, что отныне он просто обречен вечно быть посторонним наблюдателем, который только следит за отношениями Франчески и Моник, за любовью Кэрол и Саймона, за жизнью Сары и Франсуа, не принимая в этом никакого участия. Во всех трех случаях он был «третьим лишним», и это обстоятельство угнетало его, но Чарли не знал, что ему следует предпринять, чтобы исправить положение.

Должно быть, именно поэтому он не сразу поехал домой, решив заглянуть сначала к Глэдис Палмер.

Глэдис приветствовала Чарли лучезарной улыбкой. Она была жива и здорова, настроение у нее было приподнятое, да и выглядела она неплохо.

Когда он постучал к ней в дверь, Глэдис как раз готовила и руки у нее были в муке, но приезду Чарли она была рада. Усадив его в кресло, она отправилась на кухню и вскоре уже угощала Чарли крепким чаем с пышущими жаром булочками и душистым печеньем.

— Ну, как идут дела? — спросила она.

Чарли решил пока не рассказывать ей о дневнике Сары. Сначала он сам прочитает дневник до конца.

— Все нормально, Глэдис, — ответил он и подумал, что дела, пожалуй, идут не то чтобы блестяще, но и вправду нормально.

Потом он рассказал Глэдис о том, как ужинал с миссис Виронэ и ее очаровательной дочкой, и она искренне за него порадовалась.

— Довольно многообещающее начало, Чарли, мальчик мой, — сказала Глэдис, сияя улыбкой. Она действительно была очень довольна, что у него наконец стало что-то меняться. Дело было даже не в весьма туманных перспективах, а в том, что в Чарли, похоже, проснулся интерес к окружающему миру, который, как надеялась Глэдис, должен был рано или поздно победить в нем желание бередить старые раны.

— Поживем — увидим, — ответил Чарли.

Вскоре после этого Чарли распрощался с Глэдис и отправился домой. Как ни странно, он чувствовал себя бодрее. Встречи с Глэдис явно действовали на него благотворно. Она стала для него как мать, а кто, кроме матери, сумеет понять и утешить свое дитя?