Наваждение

Война дорого обходится и той, и другой стороне, но в конце концов индейцы все равно проиграют.

Эта мысль очень огорчала Франсуа, поскольку он очень уважал и любил своих индейских братьев. Саре тоже нравилось слушать о них, но еще интереснее ей было наблюдать за Франсуа. Неожиданно для себя она обнаружила, что ее гость — человек разносторонний, знающий, много повидавший на своем веку. Сара уже знала, что Франсуа сумел завоевать уважение и авторитет не только среди белых поселенцев, но и среди вождей индейских племен.

— Скажите, Сара, почему вы приехали сюда? — неожиданно спросил Франсуа. Сара сама разрешила ему называть себя по имени, едва только они сели за стол. Она не видела в этом ничего предосудительного — светские формальности всегда ей претили, однако в его устах это простое обращение прозвучало так естественно, почти по-домашнему, что она едва не растерялась.

— Если бы я осталась в Англии, я бы погибла, — ответила она с обескураживающей откровенностью. — В своем собственном доме я была пленницей, рабыней… То есть — в его доме.

Сара умолкла, и ее взгляд затуманился. Потом, заметив на лице Франсуа недоумение, она сочла нужным кое-что пояснить.

— Я имею в виду собственного мужа, — сказала она. — Меня отдали за него, когда мне было шестнадцать. Не скажу, чтобы он был мне не мил, но имущественные интересы семей играли, бесспорно, решающую роль. Эдвард получил в приданое большой кусок земли, а когда отец умер, то все его земли перешли к моему мужу. — Сара внимательно и серьезно посмотрела Франсуа в глаза. — На протяжении восьми лет муж обращался со мной как…

С вещью. Однажды с ним произошел несчастный случай, и я решила, что он вряд ли выживет. И вот, когда ночью я сидела у его постели, я впервые подумала о том, что если бы его не стало, то меня никто бы не унижал и не оскорблял. Это было для меня как откровение, Франсуа. Я уже забыла, как это — быть веселой, свободной, счастливой! Впервые в моем сердце затеплился огонек надежды, как ни прискорбно мне в этом признаться, но ей не суждено было сбыться. Эдвард поправился, и все вернулось на круги своя…

Сара нахмурилась, почувствовав, что открыла Франсуа слишком многое, но отступать было уже поздно, и она мужественно продолжала:

— ..Но я уже не могла выносить такой жизни.

Я тайком договорилась с капитаном одного небольшого судна, которое отплывало из Фальмута в Америку, и стала ждать. До отплытия было целых три недели, но они тянулись для меня как три года!

Муж продолжал избивать меня, а перед самым моим отъездом он сделал со мной одну ужасную вещь.

И тогда я поняла, что лучше я утону в море, чем буду жить под одной крышей с этим чудовищем.

Впрочем, если бы я осталась, он бы, наверное, в конце концов и сам бы убил меня.

Сара замолчала, уставившись взглядом в пространство перед собой. Ей было немного страшно за свою откровенность с этим посторонним человеком. Воспитанные леди должны были молчать о подобных вещах, чего бы это ни стоило, но она-то больше не считала себя связанной условностями света. Да будь они прокляты — эти правила и так называемые приличия, которые заставляют женщин терпеть побои и насилие! Несомненно, Франсуа умел слушать, а ей надо было выговориться — давно надо было, так что к лучшему, что она открыла свое сердце ему, а не болтливым бостонским кумушкам.

Но Сара не стала рассказывать ему о своих шести неудачных беременностях и о том, что Эдвард заставил бы ее рожать до тех пор, пока она не принесла бы ему сына — или не умерла родами.

Вместо этого она спросила, почему он сам не вернулся во Францию, а остался в Америке. Узнать об этом ей было интересно, и к тому же она была благодарна Франсуа за его присутствие и хотела дать ему возможность рассказать ей о себе.

— Я остался здесь потому, что полюбил эту страну… Я нужен здесь… — негромко сказал Франсуа и замолчал, но Сара слушала его с таким напряженным вниманием, что он понял, как она изголодалась по общению. Конечно, у нее были два работника, с которыми она могла поговорить, но они оба были еще мальчишками. Саре нужен был равный собеседник — опытный, взрослый, много повидавший, а Франсуа мог без ложной скромности сказать, что такой разнообразный жизненный опыт, какой был у него, дано приобрести далеко не каждому.

— Во Франции я никому не нужен, Сара. К тому же, если бы я решился приехать в Париж в период революции, меня бы наверняка казнили. Моя жизнь — здесь. Я уже говорил вам, что приехал в Новый Свет тринадцать лет назад… Так вот за все время я ни разу не пожалел об этом. И мне хочется верить, что я сумел кое-что сделать для этой страны и для ее народа.

Как видно, Франсуа совсем не хотел вспоминать о своей жизни во Франции, и Сара понимающе кивнула. Конечно, она не настолько сроднилась с Америкой, однако и ей мысль о возвращении в Англию казалась дикой. Ее родина осталась где-то там, в другой жизни, возвращаться к которой ни у нее, ни у Франсуа не было ни желания, ни особенных причин.