Наваждение

За завтраком она, как всегда, молчала — гордая и неприступная. Его очень удивило, что она вела себя так, будто ничего не случилось; он даже стал больше уважать ее за это. Когда все ушли, он зашел к ней в комнату. Кукольные мужчины валялись там, где он их оставил: один так и сидел на коне, второй лежал рядом на полу. Кукла-женщина стояла рядом с холодильником, изящная головка была повернута назад. Он взял ее в одну руку, а в другую — «постоянного отца» и потер их друг о друга. Ничего не случилось. Тогда он повернул кукле-женщине голову и снова сделал то же самое, на этот раз приговаривая:

— Они занимаются сексом.

При этом он снова почувствовал некоторое волнение, но, сравнив его с чувством, которое испытал вчера вечером, даже расстроился. Чтобы снова ощутить его, решил он, нужна Дженни. Без нее куклы оставались лишь куклами.

В тот вечер он остался в своей комнате и начал собирать там новую модель самолета. Дженни бубнила что-то у себя, но он подавил в себе искушение пойти посмотреть, что она там делает. Он решил, что у Дженни хватит мозгов никому не рассказывать о «занятии сексом», хоть его это особенно не волновало. Больше всего он боялся, что папа узнает о его игре в куклы. Если Дженни не выдержит ожидания и сама придет к нему, он скажет, что занят.

— Ты что, не видишь, что я занят? — тихонько говорил он себе с разными интонациями, будто выбирая, какая из них более уместна.

Но она не пришла. Почему? Злилась на него? А может быть, она вообще о нем не думала?

Шли дни, потом недели, а Дженни вполне довольствовалась собственным обществом. Он уже стал подумывать, что слишком сильно ее достал. Или вообще ей не нравится. И с отцом его она почти не разговаривала, разве что тогда, когда ей хотелось почитать новый рассказ. (После «Дня переезда» она успела написать «Знаешь что? Я немножко китаянка», «Как подружиться» и «Трагическая смерть Белой Звезды», о скаковой лошади, которая сломала ногу и ее должны были усыпить.) Большую часть времени девочка проводила у себя в комнате или сидела с госпожой Лосон за кухонным столом и занималась там по карточкам с вопросами и ответами для запоминания пройденного материала. Каждую субботу после обеда они с матерью ходили в гости к знакомым в Берлингтон. А воскресными вечерами ложились вместе на диван и смотрели по телевизору диснеевские фильмы. От того, как они лежали, тесно прижавшись друг к другу, сплетая руки и ноги, Рону становилось не по себе. Если отец его тоже находил такое поведение странным, он держал свое мнение при себе.

В конце концов Дженни стала той девочкой, которая приходила к нему в сновидениях, которая оказывалась в опасности, но не знала об этом; он кричал ей что-то, хотел предупредить, но она не слышала его. Такие сны он видел уже не первый год, но до сих пор лица девочек во сне нельзя было толком разглядеть.

Как-то ночью именно от такого сна он проснулся — рядом стояла она.

— Что? — спросил Рон, испугавшись.

— Шшшш. — На ней была длинная белая ночная рубашка, казалось, что складки тонкой материи движутся в горизонтальных полосах света, струящегося сквозь щели жалюзи. — Они занимаются сексом, — прошептала девочка.

— Кто? — Он подумал, что она говорит о куклах.

— Моя мама с твоим папой.

— О чем ты таком говоришь?

— Пойдем! Сам услышишь!

Все еще не соображая, он встал с постели и пошел за ней в коридор, потом остановился, услышав какие-то птичьи вскрики, доносившиеся из папиной комнаты. Дженни, стоявшая совсем рядом с дверью, закрыла рот руками.

Крики становились громче. Потом раздался глухой мужской стон, после которого все стихло. Дженни быстро подошла к нему и потянула за рукав. Он отдернул руку.

В голове мелькнула утешительная мысль, что это не его отец, — мелькнула и тут же угасла. Он вернулся к себе в комнату, закрыл дверь и сел на краешек кровати.

Дженни — он и не заметил, как она вошла, — хихикнула.

Она легла на его кровать и скользнула под одеяло. Рон вскочил.

— Что ты делаешь? — прошептал он. — Уходи отсюда!

— Я боюсь, — тихо сказала она.

Рон знал, что это не так. Он видел только контуры ее лица, смутным белым овалом очерченные на белизне подушки, и блеск глаз. Ему вдруг пришла в голову мысль, что они с матерью — сексуальные маньячки. Госпожа Лосон точно была ею, с чего бы еще его папа позволил ей залезать к нему в койку? Теперь внизу все стало спокойно. Или они уже все кончили? У него возникло такое ощущение, будто кожу его покалывают мириады иголочек.

— Ну что ты там стоишь как истукан? — спросила Дженни. — Ты всю ночь так стоять собираешься?

Она говорила голосом своей куклы. Взволнованный — и сконфуженный — он дернул одеяло:

— Я же сказал тебе — уходи отсюда!

— Не уйду, не уйду, — захныкала она.

— А если мать твоя сюда зайдет?

— Не зайдет.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что она с ним потом лежит… не знаю… где-то около часа.

— О чем ты говоришь?

— Они все время занимались сексом в нашем старом доме.

От этих слов у него все в голове помутилось.

— Может быть, они собираются пожениться, — сказал он.