Наваждение

– Ну, конечно. О чем говорить! Но наваждение – оно и вправду исчезло по моей воле? Это не вы его уничтожили?

– Разумеется, нет. Разве тебе самой ничто не подсказывает?

– Нет… то есть, может быть… не уверена…

– Недостает уверенности и самоконтроля, но ежедневные упражнения разовьют и то и другое. Ты ведь продолжишь упражнения, дорогая моя? Теперь, когда убедилась, что дело того стоит?

– Убедиться-то убедилась, но радости от этого мало. Убедиться, что наваждения – всего лишь тени, узнать, что мысль, простое усилие сознания способны их уничтожить… Чары наполовину утратили для меня свою прелесть и тайну.

– Увы, дитя мое, это печальная правда. Такова плата за знание. И все же натренированный разум надежно защищает от наваждений. Я хочу быть уверенным, что разум моей племянницы недоступен внушениям.

– Я тоже, так что придется привыкнуть видеть вещи в их истинном свете. Я продолжу упражнения, дядюшка.

– Отлично, моя дорогая. Полагаю, ты об этом не пожалеешь.

Дядюшка Кинц вскоре ушел – последнее время он ночами общался с конными статуями в районе столичного Арсенала. Элистэ вернулась к себе, смирившись с тем, что в очередной раз будет ужинать в одиночестве. Но тут она ошиблась: Дреф вошел следом за ней. Она не видела его и не говорила с ним уже двое суток – он все время где-то пропадал. Элистэ сразу поняла: что-то произошла – вид у него был подавленный и усталый. Он был сам на себя не похож.

– Дурные известия? – тревожно спросила она.

– Да. Вы лучше присядьте.

Она села. Судя по всему, дурные известия имели к ней самое прямое отношение. С нарастающим беспокойством Элистэ следила, как он вынул из кармана бумагу, развернул, разгладил и положил на стол.

– Полюбуйтесь. Вечером расклеили по всему городу.

Элистэ осторожно взяла бумагу и прочитала:

«Распоряжение Комитета Народного Благоденствия: НАГРАДА В СТО РЕККО за сведения, которые помогут задержать…»

Это превзошло ее самые мрачные опасения. Два портрета, два врага народа, два имени: бывший Возвышенный Кинц во Дерриваль, бывшая Возвышенная Элистэ во Дерриваль. Описание внешности разыскиваемых верно до последней мелочи. Изображения: две гравюры на дереве грубой работы – дядюшки Кинца, весьма неточное, и ее, удивительно похожее – лицо сердечком, широко расставленные глаза, изгиб губ, все как есть.

Недоумевая, Элистэ долго изучала бумагу.

– Нам никогда не установить наверняка, откуда у них ваши имена и изображения, но кое о чем я догадываюсь, – ответил Дреф на ее невысказанный вопрос. – Помните, в Дерривале отряд собратьев добрался до домика вашего дяди? Их не остановило наваждение, скрывающее тропинку, они прекрасно знали, куда идут.

– Я тогда так и не поняла, в чем дело. Дядюшка Кинц говорил, что за нами, должно быть, следили, но я не представляю, каким образом.

– Я тоже, но зато догадываюсь, кто именно. Сестрица тогда заявила мне на прощанье: «Но погоди, может, и мне известно такое, о чем ты не знаешь». Боюсь, она не шутила.

– Стелли? Но что она могла узнать и что сделать? И почему вы ничего мне не сказали?

– Я тогда не придал ее словам большого значения. Возможно, тут я ошибся. У вашего отца не было устройства, с помощью которого она могла бы нас выследить? Скажем, подзорной трубы, изготовленной одним из ваших талантливых предков?

– Не знаю. Страшно подумать, что они рылись в наших вещах.

– Ну, это еще полбеды. Безусловно, однако, что ясновидение, которое так помогло нашим обремененным заботами друзьям в Комитете, не проникает дальше столичных ворот, а то с чего бы им заваривать всю эту кашу? Вы понимаете, какая вам грозит опасность?

Элистэ разглядывала свое изображение. Невероятное, просто удивительное сходство. «Награда о сто рекко…» Ей с трудом в это верилось. Она молча кивнула.

– Не вздумайте выходить на улицу. Отныне вам предстоит скрываться в этих стенах.

Скрываться. Здравая мысль. Она словно очнулась.

– А как же дядюшка Кинц? Он только что ушел. Откуда ему знать про плакат? Нужно его догнать, предупредить…

– Спокойнее. Во-первых, ваш дядя не слепой, и раз уж он вышел, то наверняка увидит плакат – их расклеили по всему городу.

– Но он такой рассеянный, он просто не обратит внимания…

– Во-вторых, у нас нет причин бояться за мастера Кинца – способности надежно ограждают его от обычных опасностей. Волнуюсь я главным образом за вас. Не следовало вам возвращаться в Шеррин.

– Тогда у нас не было выбора.

– Теперь есть. Я вам устрою побег. Мы переправим вас в Стрелл.