На сей раз, однако, он воздержался от язвительных замечаний и, бросив короткое: «Идет», молча последовал за нею. Они прошли по тракту около двадцати минут, потом углубились то ли в лес, то ли в рощицу – чахлые деревца и кустарник, – у подножия холма над деревней Дерриваль.
Прошлое возвратилось. Десять лет, если не больше, миновало с того дня, когда она в последний раз бродила по этим местам с Дрефом сын-Цино, но ничего не изменилось. Элистэ узнавала деревья, по которым когда-то лазала, валуны, наполовину ушедшие в землю, ручей с илистым дном – сколько раз она жаркими летними днями бегала по нему по щиколотку в воде. На миг она словно вернулась в прошлое и, одолевая ручей, переступая по мокрым камням, как в детстве, оперлась на руку Дрефа и столь же естественно не отпускала ее на всем протяжении долгого петляющего спуска с холма. Наконец они добрались до густой рощи, стоявшей на южной границе сеньориальных угодий, вернее, бывших сеньориальных угодий. Здесь Дреф повернулся к ней и тихо сказал:
– Теперь я пойду один.
– Что? – Элистэ сразу выдернула руку.
– Ждите на этом месте и не попадайтесь никому на глаза. Меня не будет часа два с небольшим.
– Хм! Если вы решили…
– Выслушайте и, прошу вас, не кипятитесь. Нельзя нам просто так взять и пройти полем, а затем подняться к дому вашего дяди. Мы здесь давно не были, мало ли что могло случиться за это время. Тут наверняка многое изменилось…
– Изменилось, ну и что? Из-за этого прикажете мне прохлаждаться в одиночестве непонятно где, скорчившись под деревом на манер больной белки, пока вы будете там резвиться…
– Элистэ! Придите в себя! А если Кинц уехал? Если его домик захватила Вонарская гвардия и народогвардейцы или местные экспроприационисты из бдительных обходят дозором нагорья по границам земель Дерривалей?
Она промолчала.
– Сначала нужно все узнать, – продолжал Дреф. – Вам тут ни в коем случае нельзя показываться, но мне-то опасаться нечего. Меня, как бывшего серфа Дерривалей, примут с распростертыми объятьями, и любые мои расспросы не вызовут никаких подозрений. Батюшка первый на них охотно ответит.
– Цино, – пробормотала Элистэ. Как же она могла об этом забыть? Стыд и позор. Ведь родные Дрефа все еще живут здесь – отец и сестра. В памяти Элистэ возник образ вечно недовольной Стелли дочь-Цино, и она сразу вспомнила ее лицо – маску застывшего ужаса – в день гибели Зена сын-Сюбо. Малоприятное воспоминание.
– Сами видите, – заключил Дреф, – необходимо соблюдать осторожность.
Элистэ кивнула – доводы были достаточно убедительными. Он не дал ей времени передумать, повернулся и пошел быстрым шагом, бросив через плечо:
– Постараюсь не задерживаться. Спрячьтесь, если кого-нибудь увидите.
«Где же тут спрятаться?» – хотела она спросить, но Дреф был уже далеко. Она проводила его взглядом – он шел напрямик через поле на север, к домам серфов, что находились по ту сторону дальнего строевого леса во Дерривалей. И вот он исчез, растворился среди стволов, оставив позади пустое и невыразимо печальное поле. Весенний ветер прошелся по роще, обдав Элистэ холодом, правда, уже не зимним. Она огорченно вздохнула, поставила саквояж под дерево, уселась, прижавшись спиной к стволу, и принялась ждать.
Дреф сын-Цино преодолевал топкие поля едва ли не бегом. Время от времени он поглядывал на небо – бледноватое усталое солнце уже спускалось к закату. Дреф хмурился и шел еще быстрее. Вскоре он добрался до участка строевого леса, а потом – до подернутого ряской пруда, в котором мальчишкой частенько плавал и ловил рыбу. На другом берегу стояли домики серфов во Дерривалей. Сейчас развалюхи предстали перед Дрефом еще более низенькими и жалкими, чем он их помнил, – унылые, заброшенные, безлюдные. Вот именно – безлюдные. Он не увидел ни одной живой души. Женщины не обменивались сплетнями у колодца, мужчины не склонялись над жерновами или верстаками, ребятня не сновала с веселыми криками. Все словно вымерло, как в страшной волшебной сказке.