Наваждение

— Эвелин, — начал он, еще не зная, что скажет. Он не мог позволить ей убежать без объяснений. Может, нужно извиниться, сказать, что ему очень жаль? Но ведь он ни о чем не жалеет, по крайней мере не о том, что было. Он не жалеет, что ласкал ее. Он жалеет лишь о том, что не смог сделать все правильно. — Эвелин, посмотри на меня. — Может, увидев его в ярком свете, она поверит, что там, на скале, он больше давал, чем брал.

Но она не подняла глаз.

— Я устала, — тихо проговорила она. — И хочу спать.

— Нет, — сказал Квентин и потянулся к ней, но его пальцы лишь скользнули по лацкану куртки.

Эвелин уже поднималась по ступенькам, когда дверь внезапно распахнулась. На пороге, прижав ладони к щекам, стояла Дженнифер. Было видно, что она плачет.

— Слава Богу, — всхлипывая, сказала она. — Вы приехали. — Она протянула вперед руки, точно ища утешения у сестры.

— Что случилось? — уронив куртку, Эвелин рванулась навстречу. Ее голос переполнял нескрываемый страх. — Девочка, что случилось?

— Конни, — рыдала Дженнифер, схватив Эвелин за руку и бросая затравленные взгляды на Квентина. — Вам надо ехать в больницу. Купер повез ее туда. У нее началось кровотечение.

Эвелин резко обернулась, ее лицо стало белым как мел.

— Квентин, — проговорила она, — Конни…

— Я слышал. — Страх и боль, два чувства, лишающее разумное существо способности действовать, охватили его. Он вцепился в перила и сделал глубокий вдох. На секунду закрыл глаза, потом открыл их, усилием воли подавив страх. — Когда это случилось?

Дженнифер замотала головой, пытаясь вспомнить.

— Точно не знаю. Целую вечность назад. Мы не знали, где вы. Меня оставили здесь ждать вас, чтобы сообщить обо всем. — Она вытерла слезы. — Кажется, это случилось как раз перед тем, как стемнело. Может, час назад? — Ее лицо сморщилось. — Я не помню.

— Ну-ну, успокойся. Ничего страшного, что не помнишь, — быстро сказал Квентин и через две ступеньки помчался вниз к машине. — Ждите здесь, — крикнул он Дженнифер и Эвелин, которые замерев стояли у двери. — Когда все узнаю, позвоню.

— Квентин! — словно очнувшись, когда взревел двигатель машины, крикнула Эвелин. Она схватила Дженнифер за руку и потащила сестру вниз по ступенькам. — Мы едем с вами.

— Нет, — не раздумывая ответил он. Он сам не знал, как долго сможет сохранять внешнее спокойствие. Его способность к самоконтролю сильно пострадала в боях с ночными кошмарами, с невидимыми драконами. Если ребенок Талберта… Он тут же постарался выбросить страшную мысль из головы. Если что-нибудь случится, разве ему хватит сил справиться с горем? Нет, если новости окажутся плохими, то лучше принять их одному.

— Мы едем, — повторила Эвелин не допускающим возражения тоном. — Мы ведь одна семья.

Семья. Какая ирония, что только теперь он осознал всю силу этого слова. Семья. Вдруг Квентин понял, как он заблуждался. У него нет никакого права отстранять Эвелин, чтобы защитить самого себя. Если с Конни что-то случится, Эвелин не сможет жить с сознанием того, что ее не было рядом.

— Садитесь, — глухо сказал он и распахнул дверцу.

Дженнифер села на заднее сиденье, а Эвелин быстро запрыгнула на переднее.

Квентин так резко сорвался с места, что колеса взвизгнули. Эвелин повернулась и положила руку на ладонь сестры.

— Все будет хорошо, — проговорила она, но Дженнифер молча плакала.

Квентин смотрел на дорогу, старательно обходя опасные повороты, но краем глаза все же следил за Эвелин.

— Не волнуйся, — сказала она тем тихим ласковым голосом, которым всегда говорила с Дженнифер. Квентин старался не слушать: этот голос проникал за его маску невозмутимой сдержанности. А эта маска была теперь ему так необходима. Она выручала его в самые тяжелые моменты жизни, помогала «не думать сердцем» и вызывала неизменное восхищение отца.

Но отца больше нет. И Талберта нет. Талберт, сердце которого всегда было открыто, который не пытался добиться одобрения отца при помощи масок… А теперь еще и ребенок Талберта…

— Все будет хорошо, я в этом уверена. — Голос Эвелин укутывал его, словно одеяло. Теплый и успокаивающий, он укрывал его от страха. Но на этот раз этот нежный голос предназначался не Дженнифер. Она не смотрела на сестру.

Она смотрела на него.

Присев на краешек стула, Эвелин с ненавистью смотрела в бежевую стену больничной приемной. Она ненавидела и ее, и эти удобные стулья. Зачем они испуганным страдающим людям, которые проводят здесь бесконечные часы ожидания? Ненавидела она и эти двойные двери, которые никак не открывались. И врача, потому что минута шла за минутой, а он все не выходил к ним. Эвелин встала и подошла к окну. Господи, как она ненавидит больницы.

Они пробыли здесь уже целый час, хотя им сразу же по приезде сказали, что у Конни врач и через пару минут он выйдет. Купер дважды ходил жаловаться и метал громы и молнии, до тех пор пока Квентин не послал его за кофе. Дженнифер свернулась в одном из кресел с промокшим носовым платком в руке.