— Позвольте мне попытаться, — продолжил Джадж спокойно. — Все, чего я прошу, — подождать минут пять и пока не делать никаких выводов. Если за это время я не сумею вас пробудить, можете думать обо мне что угодно. Пожалуйста, подождите.
Утопая в высокой мокрой траве, он начал подниматься по склону. Изабелла смотрела ему вслед озадаченно и хмуро. Он сделал не более десяти шагов, и серая мгла поглотила его. Все стихло — только падали капли с мокрой листвы.
С сильно бьющимся сердцем Изабелла ожидала результата странного эксперимента, как вдруг вновь услышала, вернее, ощутила тот же нарастающий и затихающий гул. Как будто совсем бесшумный, он, однако, ощущался вполне явственно, но столь отчужденно, что Изабелла даже не могла понять, рождается ли он в ее мозгу или приходит извне. Гул прекратился внезапно — так же, как начался. Почти тотчас же она с удивлением обнаружила, что вокруг быстро светлеет. Небо прояснялось, туман рассеивался; с каждым мгновением воздух становился прозрачнее. После ухода Джаджа не прошло и пяти минут, а уже проглянуло солнце. Засветилась голубизна, туман от земли поднялся, и открылась вся местность. Перемена произошла столь быстро, что Изабелла пребывала в полнейшем недоумении: сумрачный, мглистый осенний день в мгновение ока превратился в теплое, сияющее весеннее утро. Подул ветерок, и не успела она освоиться с переменой, на небе уже не осталось ни единого облачка. Изабелла распахнула меховой воротник.
Она все еще стояла в той же позе, глядя в сторону дома. И вдруг еще один шок: внезапно она осознала, что дом
Обернувшись, Изабелла снова поразилась: ландшафт, который они вместе с Джаджем видели вчера из окна. По очертаниям и расположению холма она моментально поняла, что оказалась на том самом склоне, где вчера сидел странно одетый человек. Холм спускался к знакомой долине, там вился ручей; на противоположной стороне — другой холм, поросший диким лесом, простирающимся до горизонта…
Некоторое время Изабелла вглядывалась вдаль, потом прикрыла глаза рукой и вскрикнула. Вдруг это безумие? Не сошла ли она с ума? Отвела руку — тот же пейзаж вплоть до мельчайших деталей. Все было залито солнцем и казалось осязаемым,
Теперь Изабелла с удивительной ясностью вспомнила все подробности трех визитов в верхние комнаты — поразительно, как она могла забыть?! Как могла забыть свои отношения с Генри в обществе и наедине. Его светское благоразумие, ее ущемленное самолюбие чуть не разрушили их счастья… Понятно, отчего все недоразумения: тут не ущербность характеров, не сомнения в любви, а исключительно неведение: они же не знали, что
На склоне, совсем близко, спускался к ней Генри, и сердце у нее заколотилось. Чуть подальше виднелся музыкант в своем пестром одеянии. Он лежал на боку, к ней спиной, головой к вершине холма и, похоже, спал; рядом — инструмент, похожий на скрипку. Изабелла про себя радостно приветствовала музыканта и уже больше не отрывала взгляда от Генри: он — необыкновенный, удивительный, все остальное блекло в сравнении с ним.
Они поспешили, рванулись навстречу друг другу.
— Теперь ты меня слышала? — радостно, вдохновенно, влюбленно спросил Генри и обнял ее.
— В какой-то момент я опять ощутила странный гул — так это ты?.. О Генри, как ничтожно малы были наши шансы! Почему мы вели себя так глупо? Почему не хотели понять, что кольцо было выброшено не просто так?..
— Нас, верно, хранит судьба. А вот заслуживаем ли мы, глупые, этого, еще вопрос… Теперь-то ты видишь, что я в здравом уме?
— Здесь как в раю. Только реально ли все это, не снится ли?.. И куда подевался дом?
— Мы в доме.
Пока они разговаривали, надвинулась темнота: будто при солнечном затмении. Голубое небо бледнело на глазах, диск солнца заволокло дымкой, у земли вновь собирался туман. Ветерок стих, воцарилась странная тишина. Только порывисто вскрикивали птицы.
— Темнеет, — вздрогнув, прошептала Изабелла и плотнее запахнула меховой воротник.
— Нет-нет, даже не думай так. Теперь уже ничего не изменится, — он улыбнулся с гордым и уверенным видом защитника.
— Будем надеяться… Но что значит — «мы в доме»?