Наваждение

В середине стоял диван роскошной темной кожи с изумительным тисненым цветочным орнаментом. Узоры ручной выделки были так совершенны, так завораживали, что д’Агоста с трудом отвел взгляд. Прочие предметы в комнате тоже заслуживали внимания. В одном углу теснились какие-то фантастические статуэтки с продолговатыми головами, вырезанные из неизвестного экзотического дерева, а рядом — целая выставка изящных ювелирных изделий: золото, камни, блестящий черный жемчуг.

Д’Агоста в изумленном молчании прошелся по комнате. Он едва успевал сосредоточиться на каком-то предмете, как его внимание отвлекали другие чудеса. На одном из столов он увидел несколько переплетенных вручную книг — изящная кожа с золотым тиснением. Лейтенант раскрыл один томик и увидел стихи, написанные от руки красивым шрифтом; под каждым стихотворением проставлена дата и стоит имя Карен Доан.

На полу в несколько слоев лежали коврики ручной работы — яркий геометрический рисунок слепил глаза.

Д’Агоста водил фонариком по стенам, любуясь написанными маслом картинами: полные жизни изображения лесных полян и заброшенных кладбищ, великолепные натюрморты и какие-то сказочные, фантастические пейзажи. Лейтенант подошел к ближайшей картине; щурясь и водя по ней лучом, он разглядел внизу подпись — «М. Доан».

Пендергаст тихо подошел и встал рядом.

— Мелисса Доан, — пробормотал он. — Жена писателя. Похоже, все эти картины написала она.

— Все?! — Д’Агоста поводил фонариком по другим стенам. Картин в черных рамках или без подписи Мелиссы Доан не было.

— Боюсь, «Черной рамки» здесь нет.

Лейтенант медленно опустил руку с фонариком. Он вдруг заметил, что дышит очень часто и у него колотится сердце. Какой абсурд… нет, больше чем абсурд!

— Вот чертово местечко! И как это его до сих пор не ограбили?

— Город надежно хранит свои тайны. — Серебристые глаза Пендергаста бегали по комнате, не пропуская ничего, а лицо выражало крайнюю сосредоточенность. Он в очередной раз медленно прошел по комнате, остановился перед столом с книгами, быстро их осмотрел, перелистал и поставил на место. Потом вышел из комнаты и направился в комнату Карен; д’Агоста — за ним. Там Пендергаст вернулся к полке с одинаковыми красными томиками, длинными пальцами снял с полки самый последний том. Все страницы там оказались чистыми. Тогда агент поставил книгу на место и взял предпоследнюю, заполненную горизонтальными черточками, прочерченными по линейке — так густо, что страницы получились почти черные.

Пендергаст взял следующий том, пролистал и увидел такие же черточки, а в самом начале — неразборчивые, словно детские, каракули. Еще в одном томе оказались разрозненные записи, сделанные неровным почерком, скакавшие вверх-вниз по страницам. Пендергаст стал читать вслух — наугад. То была проза, записанная строфами, как стихи.

Я не могу

Спать мне нельзя

Спать. Приходят они и шепчут

Мне. Показывают

Мне. Я не могу

Не слышать их. Я не могу

Не слышать их. Если я снова усну, я

Умру. Сон = Смерть.

Сны = Смерть.

Смерть проклятие я не могу

Не слышать их.

Пендергаст перевернул несколько страниц. Везде был такой же бред, постепенно переходящий в набор не связанных между собой слов и неразборчивых каракулей. В глубокой задумчивости агент вернул книгу на полку, взял другую и раскрыл посередине: строки написаны твердым и ровным почерком, явно девичьим; на полях — цветочки и смешные рожицы; вместо точек — энергичные кружочки.

Пендергаст прочел дату.

Д’Агоста быстро подсчитал в уме.

— За полгода до визита Хелен, — сказал он.

— Доаны тогда еще не освоились в Санфлауэре.

Пендергаст перелистал книгу, просмотрел заметки и выбрал отрывок.

Мэтти Ли опять смеялся надо мной из-за Джимми. Он, может, и хороший, только я терпеть не могу готскую одежду и трэш-металл, от которого он тащится. Волосы зализывает назад, когда курит — сигарету держит чуть ли не за самый горящий кончик. Думает, он сразу делается крутой. А по-моему, так он похож на «ботаника», который старается выглядеть круто. Даже хуже — на придурка, который похож на «ботаника», который старается выглядеть круто.

— Обычная старшеклассница, — нахмурился д’Агоста.

— Может, чуть язвительнее прочих. — Пендергаст продолжал листать и вдруг остановился на записи, сделанной месяца три спустя. — Ага! — воскликнул он с неожиданной заинтересованностью.