Наваждение

Но спустя несколько секунд эта оторопь и удивление прошли:

- Ты расстаралась? - явно гневно, пусть и сиплым голосом, то и дело откашливаясь, мужчина глянул на жену.

Женщина не спорила, не оправдывалась и не возражала, только сильнее ссутулилась, продолжая рассматривать свои руки. Старший Калиненко скривился с плохо скрываемой злобой. А может и не хотел он ее скрывать. Как и сжавшиеся в кулаки тощие пальцы, словно неосознанно попытавшиеся замахнуться на еще больше скукожившуюся жену. И при его откровенной слабости, изможденности - это выглядело противно, вызывая одновременно и жалость, и отвращение в Лизе.

Дима резко шагнул вперед, словно собираясь вмешаться, хоть и сомнительным казалось, что у его отца все же хватит сил оторвать кулаки от одеяла. Но это движение, видимо, разозлило его отца еще больше. Он шумно и тяжело втянул воздух в себя раскрытым ртом, закашлялся, и мотнул головой жене:

- Вон… пошла, - все еще со злобой, хоть и едва тянул голос между приступами кашля, велел он, не сомневаясь, что его послушают, видимо. Будто и не он умирал, прикованный к кровати, явно полностью завися от жены.

И женщина, не споря, юркнула мимо них к выходу из палаты. Облегченно? Однако, не похоже, чтобы кого-то еще эта сцена задела так, как и ее. И Дима, и те самые соседи по палате не выказали никакого удивления или недоумения. Видимо, часто наблюдали подобное.

Честно говоря, Лиза давно не чувствовала себя так мерзко. Словно ощутив это, Дима повернулся к ней:

- Лиза, ты тоже выйди. Пожалуйста.

Вроде бы тоже самое, а сказанное иначе и прозвучало по-иному. И разница двух этих “распоряжений” повисла в тихом пространстве палаты, заставив Лизу вспомнить, как для Димы, даже пьяного, было важно доказать, что не похож на отца. Теперь ей стало очень понятна причина.

- Хорошо, любимый.

Она сказала это автоматически. И в тоже время, впервые так. Кивнула, испытывая неловкость. Не потому, что Дима не знал о ее чувствах. Просто Лиза старалась не оглашать этого при ком-то еще с прошлого периода отношений. Это наедине она могла себе такое позволить. Или сейчас уже не только? Ведь они женаты. Вот и прорвалось? Да и эта отвратная ситуация… Хотелось умыться.

И сама не испытывая никакого желания оставаться в палате, она быстро вышла в коридор, буквально тут же наткнувшись взглядом на мать Димы, стоящую у окна.

- Вот, Елизавета, садитесь.

Геннадий, поднявшийся с ними на всякий случай, вдруг помощь понадобится, подсовывал ей неясно где раздобытый стул. Лиза кивнула, ухватилась за деревянную спинку.

- Гена, еще один принесите, если найдете, - попросила она водителя и охранника по совместительству. Парень кивнул

А сама Лиза подвинула стул к матери Димы.

- Садитесь…

Вдруг подумала, что даже не знает имени своей свекрови. Ничего о ней вообще не знает. Ужасная ситуация. А ей-то первый брак казался непростым.

- Я - Лиза, - представилась она, еще настойчивей подталкивая стул.

Женщина, поначалу, кажется не совсем понявшая, чего от нее хотят, все же села. Вздохнула:

- Да, я читала, дочка. В газете про вас писали…

Тут снова появился Гена с еще одним стулом, и Лиза с каким-то облегчением села, вдруг поняв, что и сама напряжена не меньше Димы, только контролировать это так как он не умеет. Благодарно кивнула расположившемуся неподалеку охраннику.

- А я - Вера Андреевна, - неуверенный и тихий голос свекрови снова привлек ее внимание. - Ты не думай про Влада плохо, дочка. Ему больно просто. Очень. Даже на обезболивающих. Вот и …

Мать Димы как-то неловко глянула на Лизу. Будто старалась оправдать мужа. Она промолчала. Просто не знала, что сказать и не была уверена, стоит ли озвучивать свои впечатления от этой недолгой встречи. Свекровь тоже больше ничего не добавила и разговор затих, так и не начавшись.

И Лиза задумалась: смогла бы она любить человека, который бы так относился к ней? Как можно терпеть подобное отношение? Да еще и побои, если вспомнить слова Димы. Что заставляло Веру Андреевну все еще быть с этим человеком, который даже полностью завися, унижал ее? И не могла понять. И правда, любовь?

Возможно, кто-то так же недоумевал, глядя на нее? Тот же Макс или Казак. Ведь и сама Лиза своего Калиненко восемь лет ждала, несмотря ни на что. Но… Ведь Дима по сути, и восемь лет назад, никогда не унижал ее и предельно четко оговаривал рамки отношений. Даже Казаку, да и другим, не позволял относиться к ней с пренебрежением. И никогда. Никогда не поднимал на нее руку. Тем более сейчас она не смогла бы придраться к его отношению. Пусть и с оглядкой на саму специфику характера и сути Калиненко. И любила его именно таким.

Такими ли же критериями судила Вера Андреевна? Просто иное в отношениях считая важным. Или просто давно смирилась и терпела, не видя другого выхода? Лиза никак не могла примерить подобные отношения на себя и понять. Пару раз поглядывала на свекровь, но она смотрела или в пол, или в окно, демонстрируя отсутствие интереса к продолжению общения. Так что оставалось думать о своем, да предполагать, о том, как дела у Димы и сумел ли он наладить диалог с отцом?