Наваждение

Его отнесло достаточно далеко. К самой песчаной отмели, которая летом становилась стихийным пляжем. Он вышел из воды, с силой растирая покрасневшую, покрывшуюся пупырышками кожу, и побежал сначала в сторону мостков, а затем по тропинке к дому. Обмыв из шланга, вытер ноги, сунул в шлепанцы и поднялся на террасу. Заглянул в кухню, пообещав матери тут же спуститься завтракать, и проследовал в свою комнату.

Как только открыл дверь и увидел у окна мольберт, тревога, сопровождавшая почти все утро, просочилась в сознание мыслью набросать портрет ночной гостьи. Он даже воспрянул духом. Обозначилась цель, предполагавшая действие. И это стало лекарством для мятущейся души. В мышцах появился зуд, реализовавшийся в суетливость движений. Руки стали опережать мысли. Максим схватил фанерный прямоугольник, служивший ему основой для бумаги. Прикрепил к нему лист белого, с молочным оттенком картона. Сел на кровать и стал быстрыми движениями наносить линии.

Около часа провозился с рисунком – то так, то эдак перекладывая на коленях свою «фанерку». Что-то неуловимое ускользало от внимания. Что-то очень важное. Вроде бы и нюансы все учтены. Но жизни в наброске не было. Казалось, каким-то холодом от него веяло. Красота – та же. Но тепло – отсутствовало. Оно будто ушло вместе с жаром вчерашней бани, заместилось тем, что увидел и почувствовал сегодня, заглянув туда. Снял лист и бросил на кровать. Прилепил еще один…

В дверь постучали.

– Можно к тебе? – мама, не дожидаясь ответа, вошла в комнату, – Ты что – бастуешь? Жду тебя, жду…

– Я сейчас, мам. Уже иду.

– Красивая девочка, – мама понимающе улыбнулась, взглянув на рисунок, лежавший на кровати, – Не видела ее ни разу. Кого это ты нарисовал, Максим?

«И, слава богу, что не видела!» – вспыхнуло в сознании.

– Это из головы, – отмахнулся, – Пошли лучше завтракать.

– Ты знаешь, все хотела спросить у тебя… – мама замолчала.

– Что? – Максим посмотрел на нее с интересом, потому что интонация показалась незнакомой.

– Хотела спросить – как тебе Анюта? Мне показалось…

– Мама! – возмутился Максим, будто отражал нападение, – При чем здесь Анька?

– Что значит – при чем? – сменила тон и мать, – Мне показалось… Да я просто спросила – как она тебе: нравится, не нравится?

– Анька? – Максим успокоился, – Анька – друг. Друг детства. Мам, и давай больше об этом не будем. Я тебя услышал. Если мне кто понравится… в этом смысле… – он изобразил улыбку, – ты узнаешь первой. Обещаю.

– Ну, смотри мне! – шутя погрозив пальцем, заключила мама, – Пойдем. Кормить тебя буду.

Спустившись почти сразу за матерью вниз, Максим сел за стол.

– А где отец?

– Не знаю, – отозвалась мать от плиты, и чуть помедлив, добавила, – Не сказал, когда уходил, – она принесла и поставила перед ним тарелку, – Так спросил? Или хотел чего?

– Да так, мам. Просто.

– М-м, – почему-то произнесла она.

Максим посмотрел на нее и улыбнулся. Даже на мгновение забыл о своих переживаниях – сцена показалась смешной.

После обеда объявилась Анюта. Она постучала. Приоткрыла чуть дверь, спросив для проформы разрешения войти. И почти сразу же впорхнула в комнату, как всегда это делала на протяжении многих лет.

– Привет, Максик. Как дела?

– Привет, – пробурчал он недовольно.

– Хм, и кто это чудище? – она взяла рисунок и стала разглядывать, не скрывая своего отношения к изображенному лицу, – Твоя? Дохлая она у тебя какая-то. Такое ощущение, как будто ее вампир поцеловал, – ее улыбка говорила сама за себя, сообщая, что сказанным Анька весьма довольна.

– Положи на место, – начал злиться Максим, – Тебе-то какое дело до этого?

Анюта бросила лист на кровать и по-свойски забралась с ногами в кресло, совершенно по-домашнему, не задумываясь, как это может выглядеть со стороны.

– Да ладно, забей, – словно бы извинилась она, – Это я так. От зависти. Что тебе дано такое от Бога, а мне нет… а, может, и ей завидую? – с вызовом улыбнулась она.

Максим посмотрел на нее – хотел прокомментировать скрытый комплимент. Но не получилось. Анька, конечно, друг, но то, как она уселась, выходило за рамки элементарного приличия. «Что это? – подумал, – Как в детстве? Без задней мысли? Словно дома? Или… Нет, на Аньку это не похоже. Чтобы она так вульгарно подкатывала?»

– Ань, – он улыбнулся и кивнул взглядом на ее ноги, – Ты что – кадришь меня?

Ее лицо вспыхнуло, и она быстро обтянула коротенькое платьице.

– Извини.

– Да ничего, – усмехнулся, – Мне было приятно.

– Слушай, – перевела Анюта тему разговора, – Я чего пришла: ты завтра во сколько едешь? На первую?

– А что?

– Да в моей чек загорелся. Колодки тормозные. Надо уже менять. Отец завтра отгонит ее в мастерскую.

– Хочешь со мной?

– Ну… Возьмешь?

– Ты даешь, Ань. После того, как спросила… ни за что.

Мгновенное недоумение на ее лице и последовавшая затем улыбка вызвали у Максима смех. Засмеялась и Анюта, заразившись.

Вошла мама с подносом. На нем – две чашки, сахарница и соломенная вазочка с льняной салфеткой внутри, из которой выглядывали края хвороста.

– Вот, – сообщила, – Анечка напекла. Хозяюшка.

– Да ты что? – Максим сделал нарочито удивленное выражение лица, – Анечка?