Наваждение

Я оглянулся и увидѣлъ высокою, стройную женщину. Она шла подъ руку съ какимъ-то красивымъ юношей. Предо мною мелькнули круглыя, бѣлыя плечи, высокая грудь, едва скрываемая короткимъ корсажемъ, голыя руки въ сверкающихъ брилліантами браслетахъ. Она громко смѣялась и почти лежала на плечѣ у своего кавалера. Едва сдавливая отчаянный крикъ, готовый вырваться изъ груди моей, я отшатнулся, я хотѣлъ скрыться въ толпѣ. Но она шла прямо на меня, и вотъ ея черные, неподвижные глаза встрѣтились съ моими. Она перестала смѣяться.

— Здравствуй, Андрюша! — громко сказала она и, обезумѣвшій, прикованный къ мѣсту, я почувствовалъ прикосновеніе руки ея.

— Вотъ гдѣ встрѣтились! Ну, я рада тебя видѣть!.. C'est mon cousin, un brave garèon! — обратилась она къ окружавшимъ ее мужчинамъ.

Я молча глядѣлъ на нее, не могъ оторвать отъ нея взгляда, не могъ пошевельнуться. Я видѣлъ неестественный блескъ ея глазъ, я слышалъ ея слишкомъ громкій, какъ-то обрывающійся голосъ…

— Что ты такъ дико на меня смотришь?.. Эти господа сегодня меня совсѣмъ напоили, такъ что даже все ужъ двоится предо мною… Я кучу, Андрюша!.. Приходи завтра ко мнѣ въ Grand Hôtel, сегодня не могу… сегодня я съ нимъ…

Она совсѣмъ положила голову на плечо красиваго юноши и, страшно улыбнувшись мнѣ, прошла мимо. Я все стоялъ неподвижно. Изъ толпы на меня спокойно глядѣли зеленые глаза Рамзаева.

На другое утро я уѣхалъ сюда, въ Лозанну.

* * *

Я вспомнилъ и будто пережилъ снова всю мою жизнь. Я зналъ, что это необходимо для того, чтобы понять все, что до сихъ поръ было для меня непонятными, чтобъ избавиться отъ всякихъ колебаній въ послѣднюю минуту.

И я все понялъ. Онѣ обѣ были правые и мама, и Зина. Нельзя жить человѣку, когда у него нѣтъ никакой помощи и поддержки ни на землѣ, ни на небѣ. Нельзя спасать другихъ, когда самъ нуждаешься въ спасеніи. Еще недавно я считалъ себя мученикомъ, я упрекалъ судьбу въ несправедливости; теперь я самъ себѣ гадокъ… Скорѣй-же!.. Минута пришла… все готово…

Мама!.. Она ждетъ меня… но что-же мнѣ дѣлать? Вѣдь, не могу я къ ней вернуться! Можетъ быть, прежде, когда я ничего не понималъ, она-бы меня еще удержала; но теперь не удержитъ, такъ зачѣмъ-же я къ ней вернусь? Чтобы на ея глазахъ покончить съ собою? Нѣтъ, объ этомъ нечего и думать… такъ легче…

О, какъ холодно, какъ отвратительно внутри меня! Ничего нѣтъ, никакого свѣта! Да, вѣдь, и вся жизнь была такою:- одно безцѣльное метаніе. Неужели эта холодная пустота — дѣйствительность, а остальное, чѣмъ живутъ другіе люди, — только самообольщеніе, только грёзы?… Но какія, должно быть, могучія, живыя грёзы! Хоть-бы теперь, предъ концомъ, на мигъ одинъ, пришла такая грёза!.. Но она не приходитъ…

Мама, прости меня! Ты должна понять, должна видѣть, что я не могу иначе… Молись своему Богу, Онъ и теперь спасетъ тебя…

Дверь на запорѣ, занавѣски на окнахъ опущены… Вотъ… мнѣ не страшенъ этотъ ледяной холодъ стали на вискѣ моемъ… рука не дрогнетъ…

Конецъ.

1879 г.