Наваждение

— Такъ ты ничего не знаешь, — быстро перебила она:- конечно я тебя люблю, конечно, но только ничего изъ этого быть не можетъ!

— Ты любишь меня? Ты?!

— Господи, да неужели ты никогда этого не видѣлъ?

— Такъ зачѣмъ-же ты меня такъ мучаешь? Зачѣмъ тебѣ это?

— Зачѣмъ? Для того, чтобы ты не любилъ меня; для того, чтобы ты ушелъ отъ меня. Развѣ ты можешь меня любить, меня, такую, какъ я есть?

— Значитъ, могу, — тихо и съ болью прошепталъ я.

— Но ты меня еще не знаешь, на что я способна: я не всегда тебѣ разсказывала о себѣ искренно. Да и, наконецъ, я часто сама себя не понимаю. Знаешь-ли ты мое прошлое въ эти шесть лѣтъ, что мы не видались съ тобою? Знаешь-ли ты, что тамъ, во всемъ нашемъ уѣздѣ, во всей губерніи, я оставила по себѣ самую дурную память?

— Зачѣмъ ты мнѣ говоришь это? Какъ будто мнѣ не все равно, какую память ты о себѣ оставила! Неужели ты меня такъ мало знаешь и можещь вообразить, что чье-либо мнѣніе о тебѣ меня касается…

— Нѣтъ, я не то, не то хочу сказать. Я хочу сказать, что много было клеветъ, много лжи на меня, но много и правды разсказывали. Я безумствовала часто. Ахъ, есть вещи, которыхъ я даже не могу разсказать тебѣ.

— Говори, говори все, — прошепталъ я съ невольнымъ страхомъ, схватывая ее за руки.

— А, такъ ты хочешь все знать!.. Хорошо!.. Значитъ, такъ нужно… Слушай-же, я все скажу тебѣ!..

Ея холодныя какъ ледъ руки вздрагивали въ рукахъ моихъ, она тяжело дышала, страшно неподвижные глаза, не мигая, смотрѣли въ одну точку и жутко блестѣли на мертвенно блѣдномъ лицѣ, едва освѣщенномъ потухающею лампой.

— Ахъ, какія бывали мучительныя ночи! — говорила она, прижимаясь ко мнѣ и обдавая меня своимъ горячимъ дыханіемъ. — Послѣ тихаго спокойнаго дня, довольная жизнью, я крѣпко засыпала; но вдругъ просыпалась будто отъ какого-то удара… Отчаянная тоска начинала сосать меня. Чего я хочу — я и сама не знала; я понимала только, что мнѣ недостаточно обыкновенной жизни, обыкновеннаго счастья… Любовь, замужество, все это представлялось мнѣ такимъ ничтожнымъ, даже противнымъ. Жить, какъ живутъ всѣ, я не могла!.. Мнѣ нужно было что-то новое, выходящее изъ всякой мѣры, никому неизвѣстное… И я металась на постели до утра, а когда приходилъ день, непремѣнно придумывалось что-нибудь ужасное… Послушай, вѣдь, меня называютъ чуть-что не убійцей… и это правда! Да, да, на моихъ глазахъ стрѣлялъ въ себя Глымовъ, молодой офицеръ, совсѣмъ еще почти мальчикъ, красавецъ… Я довела его до того, что онъ совсѣмъ съ ума сходилъ… Я его ни на минуту не любила, не жалѣла… я увлекла его, дразнила, мучила, ласкала, издѣвалась надъ нимъ… Я видѣла какъ съ каждымъ днемъ онъ гибнетъ, и дрожала отъ восторга… Наконецъ, онъ пришелъ ко мнѣ съ пистолетомъ, и я знала, что это не фразы, что онъ непремѣнно застрѣлится. Знала тоже, что могу его успокоить, отвести отъ него эту минуту… а потомъ мнѣ стоило только перемѣнить съ нимъ обращеніе, оставить его въ покоѣ, и онъ скоро-бы излѣчился отъ. своего безумія… Но я ужъ не могла его оставить, меня тянуло довести до конца, тянуло посмотрѣть какъ при мнѣ, изъ-за меня, человѣкъ умирать будетъ… И я это увидѣла, и я испытывала страшное наслажденіе!.. Онъ лежалъ въ крови предо мною, съ искаженнымъ лицомъ. Лихорадка била меня; но я, не отрываясь, на него глядѣла… Онъ не умеръ… его вылѣчили…

Голосъ ея оборвался, и она схватилась за грудь, какъ будто ей дышать было нечѣмъ.

Мнѣ казалось, что я слышу безумный горячечный бредъ и самъ теряю разсудокъ. Большая, едва освѣщенная комната измѣнялась въ глазахъ моихъ, стѣны уходили, открывалось безконечное темное пространство, которое надвигалось на меня и дышало то огнемъ, то мракомъ…

— Потомъ былъ другой, — вдругъ снова заговорила она страшнымъ шепотомъ:- ужъ не мальчикъ… самая первая наша губернская красавица его любила… Эта исторія продолжалась нѣсколько лѣтъ, и ее всѣ знали. Я должна была его отбить у красавицы, и сдѣлала это: онъ скоро ходилъ за мной какъ собачка. Но мнѣ этого было мало, мнѣ хотѣлось его одурачить… Я согласилась на свиданіе… Зимою, съ бала я уѣхала, какъ будто домой, къ теткѣ… онъ ждалъ меня за угломъ, мы сѣли въ карету, онъ привезъ меня за городъ, въ маленькій домикъ… Это было опасно: я чувствовала восторгъ и злобу. Подо мной была пропасть, я держалась на тонкой жердочкѣ, у меня духъ захватывало… И долго, долго я тянула эту отчаянную игру… я ужъ и себя испытывала!.. Онъ былъ счастливъ, онъ вѣрилъ любви моей: да и какъ ему было не вѣрить!.. Я… И вотъ въ ту минуту, когда онъ ужъ думалъ, что владѣетъ мною, я вырвалась отъ него, захохотала, и, прежде чѣмъ онъ опомнился, мчалась въ его каретѣ обратно въ городъ… Потомъ еще… слушай… Я отняла мужа у жены… Она его обожала, она была почти ребенокъ… она черезъ четыре мѣсяца умерла въ скоротечной чахоткѣ… Но мнѣ надоѣли всѣ эти люди: все это было одно и то же… На бульварѣ я подошла къ погибшей женщинѣ и подружилась съ нею… я бывала у нея… я все видѣла…

Холодный потъ выступилъ на лбу моемъ, тоска невыносимая давила меня, и я жадно слушалъ.