В свою очередь азовцы, несмотря на свое почти полное окружение турками, умудрялись оказывать посильную помощь «Альбиону», сражавшемуся с 84-пушечным флагманом Мухарем-бея. Турецкий линкор сопротивлялся отчаянно, огонь его был на редкость точен. Но вот англичанам как-то удалось перебить его шпринг, и оставшейся без якоря турецкий корабль очередной порыв ветра внезапно развернул кормой к «Азову».
– Лупи его анфиладным! – не сдержавшись, яростно крикнул Лазарев.
– Причешем строптивца, коль напрашивается! – репетовали в свою очередь матросам батарейные командиры.
– Держите, гололобые! – в азарте забивали пробойниками ядра и пыжи матросы. – Счас не нарадуетесь!
Первый же залп полностью смел в воду корму турецкого корабля. После второго корабль занялся огнем. В течение получаса сразу четырнадцать пушек верхнего дека сосредоточенно били по пылавшему турку, пока не превратили его в совершенное месиво. Непрекращавшийся огонь «Азова» лишил турок возможности тушить все разраставшийся пожар. Вот они уже принялись прыгать за борт, вначале еще ровно по одному, а затем посыпались десятками. Полыхающий языками пламени флагман Мухарем-бея понесло куда-то в сторону. Но вот наконец огонь достиг крюйт-камеры, и 84-пушечный гигант разорвался с грохотом и треском.
Из донесения Гейдена Николаю I о Наварине: «…Командир французского корабля “Бреславль”, заняв невыгодную при начале сражения позицию и усмотрев, что корабль “Азов” весьма много терпит от неприятеля, сражаясь в одно время против 5 военных судов, и почти не наносит им никакого вреда, немедленно обрубил свой канат и занял позицию между “Азовом” и английским кораблем “Альбионом”, чрез что некоторым образом облегчил наше положение. “Азов”, со своей стороны, тогда как сам был окружен турками, много помог английскому адмиралу, который сражался с 80-пушечным кораблем под флагом Мухарем-бея, и, когда сей последний, по причине перебитого у него шпринга, повернулся к “Азову” кормою, то 14 орудий на левом борту были немедленно отделены для действия против сего корабля и действовали с таким успехом, что через 1/2 часа разбили ему всю корму и, когда в констапельской каюте сделался пожар, и турки употребляли все усилия, чтобы погасить возгорание, сильный картечный огонь с “Азова” сему воспрепятствовал, турецкий корабль вскоре обнялся пламенем и, наконец, взорван на воздух; между тем один из английских бригов, который много в сражении потерпел и потерял свои якоря, взят на бакштов капитаном Хрущовым, командиром фрегата “Константин”, и чрез то в продолжение целой ночи сохранен от всякого вреда».
«Казалось, весь ад развернулся перед нами, – писал позднее об этих минутах лейтенант Павел Нахимов. – Не было места, куда бы не сыпались книпели, ядра и картечь. И ежели бы турки не били нас очень много по рангоуту, а били в корпус, то я смело уверен, что у нас не осталось бы и половины команды. Надо было драться именно с особым мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль нашего борта (в чем нам отдают справедливость наши союзники)… О, любезный друг, кровопролитнее и губительнее сражения едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что при Абукире и Трафальгаре ничего подобного не было».
Вторым в колонне русских кораблей шел 74-пушечный «Гангут». Ему досталось еще на подходе к бухте. В беспросветном дыму «Гангут» несколько отстал от передового «Азова» и растянул линию. Из-за этого он упустил ветер, заштилел, и смог только через час прийти на свое место. Став на якорь, линейный корабль открыл огонь батареями правого борта сразу по трем турецким фрегатам. Турки отвечали полновесно и точно. Позднее один из офицеров корабля вспоминал, что их корабль буквально засыпало ядрами и горящими головнями. Бились на равных, и «Гангуту» доставалось изрядно, пока стоящий впереди него «Иезекиль» не подтянулся на якоре ближе к нему. Положение «Гангута» сразу улучшилось. Теперь они били по туркам вместе.
– Вдвоем и батьку лупить сподручней! – пошутил по этому поводу обычно немногословный Авинов.
Густой дым над всей бухтой мешал видеть, что делается даже у соседа, и каждый по этой причине был вынужден драться в одиночку, догадываясь лишь по интенсивности залпов об общем положении дел.
Залп… За ним еще и еще… Корабль, окутавшись черной копотью, изрыгает из себя с грохотом тугие снопы пламени. Где-то невдалеке надсадно закричали люди – значит, залп лег точно!