А вокруг все только и говорили, что о скорой возможной войне, и, хотя никаких официальных заявлений не было, газеты ежедневно доносили все новые и новые тревожные вести с Балкан. Естественно, что и в капитанских салонах, и в мичманских выгородках обсуждали один и тот же вопрос: будут ли воевать? Затем уж терялись в догадках: с кем и когда? Ходили упорные слухи, что будет снаряжаться эскадра в Америку, помогать испанцам восстановить их пошатнувшееся могущество, однако все сходились во мнении, что все-таки было бы лучше помочь грекам.
По-своему тревожились и матросы:
– Неспроста нынче главнокомандовать над нами самого Сенявина приставили, видать, что-то серьезное затевают!
Изо дня в день младшее офицерство изводило вопросами старших, те, в свою очередь, донимали старших бригадных, да эскадренных начальников. Наконец флагманы, устав от расспросов, заявились к Сенявину.
– Дмитрий Николаевич! – обратился от имени всех вице-адмирал Лутохин. – Что в столице говорят? Куда мы ныне форштевни свои повернем? Уж не в средиземные ли воды?
Сенявин лысую голову почесал, глаза прищурил. Старый адмирал был не только опытным моряком, но и дипломатом известным.
– Кто знает, господа! – только и сказал. – На все монаршая воля. Куда пошлют, туда и двинемся!
А спустя несколько дней лег на сенявинский стол доставленный императорским флигель-адъютантом пакет. Ножичком для резки книг вскрыл его адмирал. Рука при этом дрожала то ли от старости, то ли от волнения. В пакете оказалось высочайшее повеление о немедленном довооружении и следовании эскадрой к берегам Англии. Текст повеления гласил: «Господин адмирал Сенявин, избранный высочайшей ответственностью к принятию главного начальства над эскадрою, отправляемой из Кронштадта, имеет следовать по данной ему уже инструкции в Портсмут. По прибытии в Англию и предварительном сношении с пребывающем в Лондоне послом князем Ливеном г. адмирал Сенявин по воле Е.И.В. отделит от эскадры, ему вверенной, и по собственному его выбору 4 линейных корабля, 4 фрегата и 2 брига для составления эскадры под командой контр-адмирала Гейдена. Эскадре сей назначается идти в Средиземное море…»
Сенявин, бумагу прочитав, остался недоволен:
– Турок не то что бить, даже стращать запрещается! Да и какая сила – десяток судов? Тут как бы самим на чей-нибудь кулак не нарваться!
Так как послание Николая было секретным, то разглашать его адмирал не посмел. Эскадра готовилась к плаванию в полном неведении. Сенявин велел лишь предельно ускорить все работы.
Буквально на следующий день подоспела и бумага начальника Главного штаба Моллера, разъясняющая императорское повеление: «…Высочайшая Государя Императора воля есть, дабы в. в. пр-во во время плавания вашего приложили все старание довести эскадру экзерцициями и строгой военной дисциплиной до должного совершенства по всем частям морской службы. Когда эскадра, вам вверенная, совершенно будет готова к предназначенному ей плаванию и сделан будет депутатский смотр, вы, г. адмирал, при первом попутном ветре благоволите сняться с якоря и следовать в Портсмут. На вашем пути не оставьте зайти сперва в Ревель, потом в Свеаборг и быть на рейдах сих портов не более 3-х дней в каждом… Ежели в Портсмуте не получите особых повелений, то следовать вам в Брест и там, пробыв несколько дней по вашему усмотрению, идти в обратный путь к Кронштадту…»
Современники вспоминают, что в те дни Кронштадт напоминал разворошенный муравейник. Все куда-то спешили, каждый что-то тащил. Повсюду сновали шлюпки и баркасы, ялики и прочая портовая мелюзга. У складов с припасами – очереди преогромные. Случались и скандалы. Приходят, к примеру, матросы с «Азова», а там уже команда с «Гангута» бочки катит.
– Мы первыми тута стояли! – пропихиваются «азовцы».
– Ишшо чего! – напирают гангутские. – Наш шхипер еще с вечера под тутошними воротами дрых, место держал! Скажи, Трофимыч!
Спорщиков утихомиривали чиновники интендантские:
– Хорош лаяться! Всем мякоти пороховой насыпем. Еще полыхнет, не возрадуетесь! Таш-шы бочата!
– Тьфу ты, – плевались, расходясь, матросы азовские да гангутские. – Не накаркал бы черт языкатый!
К главным силам эскадры, согласно плану, позднее должны были присоединиться фрегаты «Константин» и «Вестовой». Первый из них был задействован для отправки в Голландию семейства посла князя Волконского, а второй – для перевозки в Ревель со всем огромным скарбом семьи и свиты графа Кочубея.
«Вестовому» отчаянно не повезло. Вначале он долго ждал прибытия Кочубея с домочадцами и слугами, затем вышел в море, но вернулся из-за штормовой погоды. Второй раз плыть морем Кочубей наотрез отказался:
– Уж больно у вас сильно качает. Почитай, всю душу у меня вывернуло, одной желчью и плевался! Лучше уж я до города Ревеля в коляске проедусь!