Навь и Явь

– Бедный старый куст! Примяла я его преизрядно, – с напускным сожалением вздохнула Светолика и подмигнула смущённо улыбавшейся Горинке. – Признаться честно, Весна, когда я тебя увидала, мне захотелось спросить: а нет ли у тебя сестрицы на выданье? Уж больно ты по душе мне пришлась с первого взгляда...

Нет, видно, хмель всё-таки брал своё: кажется, она несла жуткую чушь... Порядком пьяненьким кошкам, может быть, её болтовня и казалась верхом остроумия, и они с удовольствием хохотали над рассказом точно так же, как и в первый раз, но две смуглянки – мать и дочь – держались так, будто им было невыносимо неловко всё это слушать. Деянира молчала загадочно, а Горинка – учтиво, и Светолике вдруг захотелось увлечь её подальше от всех, в какой-нибудь тихий лесной уголок, чтобы там уже без свидетелей жарким шёпотом говорить в это изящное ушко всяческие пошлости, пока оно не покраснеет. Впрочем, княжна удержалась от исполнения этого разнузданного желания и лишь приложилась губами к пальчикам новообретённой невесты.

Как странно звучало это слово – невеста! Ещё сегодня утром Светолика и не помышляла о том, чтобы остепениться, и вдруг, как гром среди ясного неба – этот обморок. Но... какая девушка! Утопая в её очах, княжна тщетно пыталась нащупать дно у этого вязкого и сладкого омута, ей не хватало воздуха, собственный смех казался искусственным, а речи – несусветной, бессвязной дичью.

Мудрая и внимательная хозяйка, окинув взглядом сидящих за столом и увидев, что хмельное питьё уже готово политься из них обратно, ласково и вкрадчиво предложила:

– А не пора ли отдохнуть? Уж вечер на пороге, да и выпито немало. Постели готовы, перины взбиты – пожалуйте на боковую!

Кошки, конечно же, зашумели, что могут выпить столько же, а потом ещё два раза по столько – всё им нипочём и горы по плечо, но мягкая непреклонность Деяниры действовала, как волна, гладко обтачивающая гальку. Взяв супругу под руку, она повлекла её в сторону опочивальни, и Пауница, понемногу поддаваясь голосу женской мудрости, согласилась пойти спать. Икая и выписывая ногами кренделя, она с поддержкой жены покинула горницу. Близнецам их комнату показала Горинка, а Весна уснула прямо за столом, уронив голову на руки, и растолкать её, похоже, было делом безнадёжным.

Светолике предоставили отдельную опочивальню: дом был просторен и мог вместить много гостей. Провожавшая княжну Горинка проявляла удивительную вёрткость, уклоняясь от поцелуев и выскальзывая из её хмельных объятий.

– Не надо, госпожа, не надо, – смущённо лепетала она. – Отдыхай сейчас... ты изволила много выпить.

– Ну хотя бы побудь со мною, – упрашивала Светолика, пытаясь поймать и сжать в руках неуловимые, как бабочки, пальчики избранницы.

– Отдохни, госпожа, поспи, – втекал ей в уши ласковый и обволакивающий, как тёплое молоко, полушёпот.

Горинка выскользнула из комнаты, и княжна осталась в одиночестве, покачиваясь на тошнотворных волнах головокружения. Она тонула, захлёбывалась в перине, проваливаясь в неё, как в бездонный сугроб, а где-то вдали, за кромкой памяти, шелестело тёплое море, покачивались пальмы, благоухал жасмин и позвякивали золотые запястья на руках танцующей с покрывалом девы.

Хмельной дурман выветривался долго и мучительно. Светолика со стоном оторвала гудящую голову от подушки, когда на сад уже спустилась голубая дымка сонных сумерек, и только далёкий край неба розовел остатками вечерней зари. Лоб горел, словно в лихорадке, боль разламывала череп, а во рту стояла полынно-горькая сушь. Княжна покинула опостылевшую постель и, ударяясь попутно обо все дверные косяки, поплелась на свежий воздух.

Вечерняя прохлада живительным снадобьем наполнила грудь и освежила голову. Светолика умылась из дождевой бочки возле дома, в которую вода стекала по желобам на крыше; прогуливаясь по сумрачным дорожкам, она вздрогнула: на резной скамеечке среди вишнёвых деревьев сидела задумчивая Деянира. Странно было видеть на ней не спускающийся вольными складками наряд её родной страны, сшитый из полувоздушных, струящихся тканей, а белогорскую одежду... Ушла в прошлое затейливая и сложная причёска в виде венца из туго накрученных, лоснящихся локонов – теперь чёрный шёлк кос скромно прятался под белым платком и вышитой шапочкой жены и матери.

– Боги великие, сколько лет прошло! – пробормотала Светолика. – А ты ничуть не изменилась... Всё так же прекрасна.

Дурман этих очей не уступал по своей силе самому сногсшибательному хмелю. Их манящая тьма, как лесная чаща, влекла своей грустной шелестящей тайной, и Светолика с трудом преодолела желание упасть к ногам этой женщины и покрыть её колени поцелуями.

– Какие шутки порой играет с нами жизнь, – проронила Деянира, и по её губам скользнул призрак улыбки. – Я бы скорее поверила, что реки потекут вспять, чем в то, что когда-нибудь снова встречу тебя... даже будучи здесь.

– Как же тебя занесло в Белые горы? – присаживаясь рядом и накрепко запрещая себе касаться руки Деяниры, спросила Светолика.