Навь и Явь

– Ну, вестимо, чего, – буркнула Ясна. – Замуж она за него хотела. Жених-то он завидный! Ну, добралась Ясна до моря, покликала владыку, а он – тут как тут. Усы – как у сома, сам – круглый, как лягушка надутая, на морском коне верхом сидит, морской змеёй вместо плётки его хлещет. «Чего, – гремит он, – тебе надобно? Почто меня тревожишь?» «Здрав будь, владыка глубин морских! Дай мне сундучок заветный с молодильным яблочком, – отвечает женщина-кошка. – Яга Ягишна меня к тебе за ним послала». «Дам я тебе сей сундучок, ежели мне службу сослужишь, – говорит владыка. – Есть у меня братец, Змей Змеевич, хозяин озёрный. У него в саду растёт ягода-калина стройнящая. Я-то, вишь, пузат больно, оттого девушкам и не нравлюсь. Хочу к одной красавице посвататься, да не знаю, пойдёт ли она за меня, этакого пузыря». Делать нечего, отправилась наша Ясна к Змею Змеевичу. А тот на острове посреди озера лежит, вздыхает – хворый совсем, грустный. «Здрав будь, Змей Змеевич, – кланяется ему женщина-кошка. – Меня к тебе братец твой, владыка морской, послал за ягодой-калиной стройнящей. Похудеть хочет». «Ох, – вздыхает Змей. – Беда мне, злая беда... Обедал я намедни, рыбу-ерша проглотил. А он колючий, вот в брюхе и застрял у меня. И ни туда, ни сюда. Страдаю! Полезай ко мне в живот, достань оттуда ершишку негодного, и тогда я тебе всё, что хошь, дам». Полезла Ясна к Змею в живот, а там темень такая – хоть глаз выколи. Но нашла ерша, колючками своими воткнувшегося, вылезла с ним да в озеро его отпустила. Полегчало Змею, обрадовался он и ягод стройнящих ей дал. Ясна – к владыке морскому. Обменяла ягоды на сундучок и – к Яге Ягишне. «Как, – спрашивает она, – девочку расколдовать?» А та ей в ответ: «Да легче лёгкого. Дождись часа, когда солнце с месяцем в небе встретятся, и поцелуй яблоньку. Она снова человеком и станет». Пригорюнилась Ясна. Разве такое бывает, чтобы солнце с месяцем в небе встречались? Сидит на крылечке, кручинится. Вечер настал, но солнышко не закатилось ещё. Глядь – серпик месяца в небе светлом висит! Обрадовалась Ясна, побежала к яблоньке и ну целовать её в тонкие веточки. Зашелестела яблонька, вздохнула – и опять девочкой стала.

– Я знаю, чем сказка кончилась, – с искрящимися, широко распахнутыми глазами перебила Любима, обнимая телохранительницу за шею и почти касаясь носиком её носа, а Ясна бережно прижала её к себе руками в кожаных наручах с воинственно блестящими заклёпками. – Яга Ягишна съела яблочко, но оно почему-то не сработало – так и осталась она старой да страшной. Съел ягоду-калину владыка морской – и не похудел ни на сколечко! Опечалились оба, сидят, горюют. А потом владыка рукой махнул: «А пойду-ка, посватаюсь к своей красавице... Авось и так полюбит меня!» И пошёл... к Ягишне! А та обрадовалась, не знает, куда дорогого гостя усадить, чем потчевать. А он ей: «Так и так, мол, Яга свет Ягишна, люба ты мне пуще всех на свете! Ступай замуж за меня». Баба Ягишна чуть в обморок не упала. Тут владыка её и поцеловал. До уст... кхм... медовых не дотянулся только: нос у «красавицы» больно длинный был, с бородавкой размером с орех. Ну, и так сошло. А от поцелуя этого баба Ягишна девушкой пригожей обернулась, а сам владыка сдулся, похудел, ни дать ни взять – удалой добрый молодец, ус лихой кольцом вьётся! Ну, как водится, честным пирком да и за свадебку. Вот что любовь-то делает! А девочка выросла, в возраст брачный вошла и стала женой Ясны. Тут и сказке конец.

– Спи давай, яблонька, – шепнула Ясна, улыбаясь с тёплыми лучиками-морщинками у глаз.

– Усну, ежели ты меня в веточки поцелуешь, – заявила княжна игриво.

– Кхм, – кашлянула Лесияра, за кулаком пряча улыбку. – Так, сказочницы мои... Спать, быстро!

Ясна смущённо вскочила, вытянулась перед государыней, доложила:

– Княжна Любима отужинала, умылась, в постель уложена. Сказка рассказана.

– Да я уж слышала, – усмехнулась княгиня. И добавила, вздохнув: – Всё-то ты сделала, Ясна... Этак и я скоро не нужна стану.

– Нужна! – воскликнула Любима, протягивая к родительнице руки. – Нужна, государыня матушка!

Сердце Лесияры увязло в тёплой бездне при виде этих тревожно-ласковых, вопросительных глаз и раскрытых объятий. Прижав дочку к себе, она чмокнула её в макушку:

– Ты – моё счастье маленькое. – И осведомилась у нянек: – Как себя вела сегодня княжна? Баловалась?

– С утра-то всё чин чином было, государыня, – отвечали няньки. – Сперва уроки повторяла, потом завтракала. Потом училась опять. Перед обедом с мальчиками старшими в догонялки играла, с перил во дворце каталась – упала, коленку ушибла. А после обеда снова учёбой занималась, потом в саду гуляла. С братцами на мостике через пруд сцепилась – ну, и упали все в воду, искупались.

Любима во время этого доклада сидела притихшая, с виноватой мордашкой, опасливо вжав голову в плечи.

– Мда, набедокурила ты сегодня знатно, радость моя, – покачала головой Лесияра. – Коленку покажи... Болит?

Откинув одеяло, она осмотрела дочкино колено, ощупала, поцеловала.

– Уже нет, государыня матушка, – ответила Любима, ластясь котёнком.