Навь и Явь

Князь Светлореченский возлежал на пышном ложе под бархатным навесом, обложенный подушками. Тяжёлая ткань глубокого вишнёвого цвета подчёркивала его бледноватый нездоровый вид, но на умирающего Искрен был уже не похож: целительное прикосновение Лебедяны изрядно уменьшило чёрную пасть недуга, съедавшего нутро князя. Завидев тёщу, Искрен с оскорблённым видом отвернулся.

– Даже не поздороваешься? – усмехнулась Лесияра.

– Ты всё знала, государыня... Знала и покрывала это, – процедил Искрен. – Ведала ты, что моя жена чинит мне измену, и попустительствовала этому! Не ждал от тебя такого удара в спину.

– Не бросайся громкими словами, любезный зять, – сухо ответила княгиня. – Никто не бил тебя в спину, я лишь спасала свою дочь от гибели неминучей. Только сила Лалады и любовь избранницы могла вернуть её на тропу жизни... Но всё ж прошу прощения за то, что скрытно провела Искру в твой дом под видом лекаря: иначе мы тогда поступить не могли. Лебедяна, ежели ты забыл, оказалась на грани смерти оттого, что отдала силы на твоё исцеление. Вот и сейчас она была на волосок от погибели, помогая тебе снова. И она готова отказаться от своей любви и остаться с тобой.

– Мне ни к чему её жертвы, – буркнул князь, глядя в сторону и щурясь от яркого солнечного света, струившегося в высокие окна. – Поверь, Лесияра, ей совсем не надобно платить своей жизнью за мою. Я готов принять свою судьбу такой, какова она есть.

– В тебе говорит уязвлённая гордость и обида, – молвила княгиня. – Отодвинь завесу тьмы со своего сердца, и ты увидишь в себе любящего мужчину, готового отпустить свою женщину, чтобы спасти ей жизнь. Подумай об этом, а я пока сделаю всё возможное, чтобы сохранить народу князя, а войску – предводителя. Ты нам нужен живым и здоровым, дорогой зятюшка.

Лесияра устремила мысленный взор в надбровья, где сиял источник вечной любви, и представила себя водонапорным рукавом, сквозь который бьёт мощный поток целительного тепла. Ослепительная струя смыла чёрные бляшки в груди Искрена, как комочки обычной грязи, засевшей в его желудке, лёгких, печени и почках.

После лечения ей требовалось перевести дух и подкрепиться, и по её знаку дружинницы поднесли ей кусок хлеба с солёной сёмгой и кубок горького пива. С наслаждением жуя нежное, розовое мясцо и прополаскивая горло забористым напитком, Лесияра наблюдала преображение Искрена, который на глазах из смертельно больного старика превращался в полного сил и моложавого мужчину зрелых лет. Ушёл ли недуг навсегда или мог ещё вернуться спустя какое-то время – этого она не могла предвидеть. По крайней мере, «просвечивающий» взгляд не отмечал сейчас никаких признаков хвори – нутро князя очистилось и туго налилось жизненным соком, как у двадцатилетнего молодца, хотя Искрену было уже три раза по двадцать.

– А ну-ка, – молвил он, садясь и спуская ноги с постели. – Эй! Подайте мне одеться, что ли!

Тотчас прибежали слуги с государевой одёжей и помогли ему облачиться. Тот прошёлся по опочивальне, дыша полной грудью так, что его ноздри трепетали и раздувались.

– Молодцом глядишь, княже, – усмехнулась Лесияра. – Так-то лучше... А то ишь – запомирал! Рановато тебе на тот свет отправляться.

– Да вишь, язва старая открылась, – сказал князь, встав у окна и созерцая солнечный денёк с наслаждением человека, только что прочувствовавшего драгоценность жизни. – Житьё походное доконало: ни поесть, ни поспать толком... Вот и скрутило.

Не ведал Светлореченский владыка, что едва не был побеждён недугом намного более грозным, нежели язва, а Лесияра рассудила, что и ни к чему ему об этом знать, коли хворь прошла. А князь отвесил ей низкий поклон:

– Что ж, любезная моя государыня Лесияра, премного благодарен тебе, что на ноги меня поставила. Раз уж такое дело, то не буду держать камня за пазухой... Не должно быть промеж нас противоречий перед ликом беды, что грозит нашим землям. Нам ещё сражаться вместе, прикрывая друг друга на бранном поле.

– Дело говоришь. – Поднявшись, Лесияра пожала протянутую руку. – А насчёт жены твоей и Златы скажу тебе так: в Белых горах им безопаснее будет, нежели здесь, потому не держи их – таков мой тебе совет.

Рот Искрена затвердел, брови посуровели и нависли над помрачневшими глазами.

– Мысль здравая. Отпустить – отпущу, но о разводе пусть и не мечтает. Не дам.

– Ох, упрямство в тебе говорит, княже, – покачала головой Лесияра. – Сердце остудишь – может, и иная дума придёт.

– А я спокоен, как чистый пруд в ясный день, – ответил Искрен холодно. – И таково моё решение. Забирай свою дочь и внучку к себе, пущай живут в Белых горах, покуда беда не минует.

– Не миновать она может и через три года, – заметила княгиня. – Но тогда уж не муж ты ей будешь – сам знаешь, закон таков.

– Поглядим, – молвил Искрен.

*

Лёгкая дрёма слетела с Лебедяны от ласкового прикосновения губ ко лбу. Грезилось ей, что склонилась над нею Искра, но то была родительница.

– Что-то сердечко твоё трепыхнулось, – озаботилась Лесияра. – А ему сейчас покой надобен.

В груди у Лебедяны кольнуло от затаённого вздоха. Какой уж тут мог быть покой!..