Всеобщность и особенность явили себя, с одной стороны, как моменты становления единичного. Но было уже показано, что в самих себе они целокупное понятие и потому в единичности не переходят в нечто иное; в ней лишь положено то, чтó они суть в себе и для себя. Всеобщее есть для себя, так как в самом себе оно абсолютное опосредствование, соотношение с собой лишь как абсолютная отрицательность. Всеобщее абстрактно, поскольку это снятие есть внешнее действие и тем самым отбрасывание определенности. Поэтому указанная отрицательность имеется, правда, в абстрактном, но она остается вне его, просто как его условие; она есть сама абстракция, противопоставляющая себе свое всеобщее, вследствие чего это всеобщее не имеет единичности внутри самого себя и остается чуждым понятия. – Жизнь, дух, бога, равно как и чистое понятие абстракция потому не может постичь, что она не допускает к своим творениям единичность, принцип индивидуальности и личности и таким образом приходит лишь к безжизненным и бездуховным, бесцветным и бессодержательным всеобщностям.
Но единство понятия столь нераздельно, что и эти продукты абстракции, в то время как они должны отбросить единичность, скорее сами единичны. Абстракция возводит конкретное во всеобщность, всеобщее же она понимает лишь как определенную всеобщность, а это как раз и есть единичность, которая, как оказалось, есть соотносящаяся с собой определенность. Поэтому абстракция есть разделение конкретного и разрознивание (Vereinzelung) его определений; посредством абстракции схватываются лишь единичные свойства и моменты; ведь ее продукт должен содержать то, чтó она есть сама. Но различие между этой единичностью ее продуктов и единичностью понятия состоит в том, что в продуктах отличаются друг от друга единичное как содержание и всеобщее как форма – именно потому, что содержание не дано как абсолютная форма, как само понятие, иначе говоря, форма не дана как целокупность формы. – Но это более подробное рассмотрение показывает само абстрактное как единство единичного содержания и абстрактной всеобщности, стало быть, как конкретное, как противоположность тому, чем оно хочет быть.
По той же причине особенное, так как оно лишь определенное всеобщее, есть также единичное, и, наоборот, так как единичное есть определенное всеобщее, то оно и некоторое особенное. Если твердо придерживаться этой абстрактной определенности, то [следует сказать, что] понятие имеет три особенных определения – всеобщее, особенное и единичное, между тем как ранее видами особенного были названы лишь всеобщее и особенное. Так как единичность есть возвращение понятия как отрицательного внутрь себя, то абстракция, которая, собственно говоря, снята в этом возвращении, может само это возвращение как безразличный момент зачислять в один ряд с другими моментами.
Если единичность приводится как одно из особенных определений понятия, то особенность есть целокупность, объемлющая собой все эти определения; как такая именно целокупность она их конкретное или сама единичность. Но особенность есть конкретное также и с отмеченной выше стороны, [т. е.] как определенная всеобщность; как такая, особенность дана как непосредственное единство, в котором ни один из этих моментов не положен как различенный или как определяющее, и в этой форме она будет составлять средний член формального умозаключения.