Научиться быть ведьмой

– Это произошло летом. Три года назад, – начала она. – Вернее, уже три с половиной. Заболела моя прабабушка. Вообще-то она была на удивление крепкая и бодрая для своих лет. Жила в деревне, одна в большом доме. Сама вела хозяйство и, не поверишь, прилежно один раз в неделю ходила в школу – вела у малышей кружок рукоделия. Дети ее очень любили. Весь дом прабабушки был уставлен поделками кружковцев. Мальчики выстругивали для нее из дерева фигурки животных, девочки вышивали панно и вязали ажурные салфетки. И она сама души не чаяла в своих малышах. Мы неоднократно уговаривали прабабушку переезжать к нам в город, но она не хотела расставаться со своим любимым делом и со своими ребятишками… Тем летом, когда у прабабушки начались проблемы со здоровьем, – продолжила Вероника после небольшой паузы, – папа решил, что заберет ее к нам, хочет она того или нет. Мы думали поехать к ней всей семьей – убедить, что папа прав, и помочь собраться. Но перед самой поездкой я чем-то отравилась. Меня рвало, голова раскалывалась. Было решено, что к прабабушке поедут папа с Алесей, а мама останется со мной. Я помню, даже позавидовала Алеське, что она будет несколько дней прохлаждаться на свежем воздухе, купаться в речке, ходить на рыбалку с Ваней, внуком прабабушкиной соседки, который нам обоим нравился, а я проведу выходные в обнимку с тазиком. Господи, знала бы я тогда, чем закончится поездка для моей Лесеньки… и для отца.

Вероника, все это время смотрящая сквозь Никиту, теперь сфокусировала взгляд на нем. На его глазах. В них не было ни притворного сочувствия, ни показного участия. И она поняла, что сможет без слез рассказывать дальше.

– А потом был телефонный звонок. Меня в тот момент тошнило, выворачивало наизнанку. Я даже не видела маминого лица. Но я поняла, почувствовала как-то, о чем говорит человек на другом конце провода… Папа и Леся попали в аварию. Как потом установило следствие – отец потерял сознание и автомобиль врезался в столб. Удар пришелся по пассажирскому сиденью. Лесенька сразу умерла. Врачи говорили – мгновенно. А папу доставили в больницу. Целую неделю медики боролись за его жизнь. Но отец так и не пришел в сознание и на восьмой день умер.

Вот и все. Она рассказала. Говорят, когда выговоришься, становится легче. Вероника никогда не верила этому. Запрятать горе глубоко внутрь, заставить себя не вспоминать – вот единственный способ сделать боль не такой острой. Но сегодня, видимо, был правильный день или правильный собеседник, сегодня Веронике реально стало легче.

– А почему отец потерял сознание? – нарушил Никита тишину, которая стояла вот уже несколько минут.

Никто не задавал Веронике такой вопрос. Может, тем немногим, кому она рассказывала об этой трагедии, тоже было интересно узнать ответ, но, видимо, им казалось некорректным затрагивать такую болезненную тему. Вероника была благодарна Никите, что он не стал строить из себя саму деликатность. Ей хотелось говорить на эту тему, ей самой хотелось узнать ответ, который не смогли в свое время дать ни медики, ни криминалисты.

– Никто не знает. Понимаешь, может, он и не терял сознание. Мне иногда кажется, что нам, родственникам, озвучили такую версию только потому, что другого объяснения аварии найти не удалось. Машина была исправна. Видимость на дороге отличная. Других автомобилей поблизости не было. К тому же папа был очень аккуратным водителем. С большим стажем.

– Тогда действительно похоже, что отец отключился.

– Но ведь он был здоров. Ни инсульта, ни инфаркта. Я много об этом думала. Не понимаю, что могло вызвать потерю сознания?

– Возможно, был уставшим и просто заснул?

– Исключено. Папа бы никогда не сел за руль в таком состоянии. Да и я прекрасно помню – в тот день он был бодрым.

– Может, что-то его отвлекло? Какое-то животное перебегало дорогу?

– Это предположение проверяли – не подтвердилось.

– Есть что-то, что заставляет тебя сомневаться в официальной версии аварии? – догадался Никита.

– Не то чтобы я не доверяла следствию… Просто был один момент… Сразу, как только отца доставили в больницу, врачи констатировали смерть мозга. Зрачки на свет не реагировали, и были другие явные признаки. Мы, конечно, все равно надеялись. Я сидела у кровати папы, смотрела на него. И вдруг его взгляд стал казаться осмысленным. Мне даже померещилось, что он что-то хочет мне сказать. Возможно, объяснить, как все произошло. Я шептала: «Папочка, я здесь. Все хорошо. Ты поправишься. Давай! Ты же сильный!» Уверена, он слышал меня. И ему было очень больно. Он страдал. Его зрачки расширились. Они расширялись у папы, когда он был сильно расстроен. Говорят, что на старших курсах мы будем проходить методики чтения мыслей. Чтобы я только ни отдала, чтобы в тот момент я уже умела это делать.