Наступление. Часть 2

Али был вознесен братом так высоко, как только это возможно, в Багдаде было не протолкнуться от аль-тикрити, племени из Тикрита, тех с кем маленький Саддам играл в пыльных подворотнях Тикрита в солдатиков, им прощалось все — грубость, откровенная глупость, воровство — но за все это следовало платить преданностью, собачьей, нерассуждающей преданностью. По-иному на Востоке править нельзя, правило «я и мой брат против моего двоюродного брата, я и мой двоюродный брат против всего остального мира» никуда не девалось, оно было верно при любом режиме и любом строе и полные благих намерений кончали как генерал Касем или Нур Мухаммед Тараки. Но Али Хасан Абд аль-Маджид ат-Тикрити не мог понять своего брата, он не мог прочесть его мыслей, спрятанных за двойной завесой — непроницаемых черных очков, которые он так любил носить и не менее непроницаемых глаз. Он не мог понять, верит ли брат в Аллаха или он безбожник и мунафик. Все-таки Али — да и сам Саддам родились в семье, где почитали, как могли Аллаха и сам он тоже, хоть и вырос — верил в Аллаха и в воздаяние. Он никак не могу понять брата и его игру, и оттого страшился, не знал, какового его место в ней, или вообще никакого нет. Брат пытался играть одновременно в нескольких направлениях, он считал себя новым Навуходоносором — и одновременно писал кровью Коран, он покупал советское оружие — и в то же время заигрывал с американцами. Али Хасан отлично знал о том, что заигрывал, знал о том, с кем и как он встречался тайно, чтобы обсудить складывающееся на Востоке положение.[89] Они воевали против Ирана, против персов и шиитов, ставя тем самым на кон все — в стране большинство составляли именно шииты, а не сунниты — но тем самым брат примерял корону лидера и властителя всего арабского мира. Игра эта пугала Али, он знал, что брат рано или поздно доиграется — но он не смел сказать и слово против, просто делал то, что брат ему приказывал. Без разговоров, без рассуждений — просто делал и все.

Автомобили остановились около носа приземлившегося в песчаную бурю советского самолета, окружив его полукольцом, потом тронулись опять — те, кто прилетел в самолете, переместились в машины, прикрываясь газетами то ли от опознания, то ли от больно секущего по лицу, лезущего в глаза песка.

Кортеж остановился около вереницы ангаров, размерами просто огромных, предназначенных для тяжелых транспортных самолетов, которые Хуссейн тоже собирался закупить в СССР. Или… не совсем транспортных тяжелых самолетов, такое тоже могло быть.

Автомобили, один за другим въехали в один из пустых, гулких ангаров с бетонным полом, остановились ровным рядом. Здесь были столы и стулья, поставленные прямо рядом с дверьми, была вода в больших пластиковых баллонах. И были солдаты Амн-аль-хасс, их набирали из сирот, благо таких из-за войны хватало, обучали в особых училищах, эти бойцы были беспредельно верны и преданы Раису, отцу нации, и готовы были умереть за него.

Советскую делегацию, прилетевшую в Багдад, Саддам Хуссейн встречал лично. Уровень делегации был солидным — тридцать человек от министерств, примерно столько от разных других ведомств и организаций, возглавлял советскую делегацию член Политбюро ЦК КПСС Андрей Громыко. Основная задача делегации — провести дипломатические переговоры и согласовать сотрудничество по десяткам самых разных аспектов — от закупки оружия до строительства теплоэлектростанций и линий электропередачи.

Даже сам Громыко не знал, что его встречает не Саддам Хуссейн, встречает его двойник. Нет, не тот, что потом бежит на Запад и станет болтать, другой. Этот погибнет в девяностом во время одного из малоизвестных покушений на Раиса, за которое с запредельной жестокостью уничтожат сто сорок человек. Вот таков был Ирак — война за власть здесь не утихала ним на минуту.

Там же был и министр обороны Ирака Саид Туммах Аббас — он не был членом семьи президента, и этим было все сказано.

Настоящий же Саддам Хуссейн — действительно настоящий, сильно располневший за последнее время — придержал руку двоюродного брата, собиравшегося уже открыть дверь.

— Пусть сначала выйдут они, даже в мелочах давай понять, что ты хозяин, а они — гости. И не выходи, пока перед тобой не откроют дверь. Ты отвечаешь за армию, займи их, покажи то, чем мы богаты, но не обещай им ничего. И не проявляй видимого интереса к тому, что они говорят. Пусть дорого купят наш товар, каким бы он ни был.

— Да, абу Кусаи[90] — ответил Али.

Молодые воины из Амн-аль-хаас одновременно подступили к дверцам Мерседеса, открыли их, четко отступили на два шага, вскинули правую руку в салюте, отдавая даль Отцу Нации и его брату. Воистину, этот мир держится на традициях.

Русские уже стояли плотной группой, их было всего трое, из них один был Маршал Советского Союза, а второй — кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Увидев третьего, Хуссейн понял, что ему будет непросто — перед ним был его старый друг, бывший корреспондент ТАСС по этому региону Евгений Максимович Бирюков. Он знал Хусейна еще с тех пор, когда тот был простым военным, полковником.