Наступление

— Дженна Вард.

— А…

Видя помрачневшую Дженну, блондинка заливисто засмеялась

— Да бросьте, милочка. Я в хорошем смысле. Хотелось бы и мне так работать, не завися от редактора…

— Поверьте, в этом мало хорошего. У вас по крайней мере чек с зарплатой каждую неделю в кармане[322].

— Да, а за это ты должна заниматься моральной проституцией.

— Где работаете?

— Уолл Стрит Джорнал.

— Ого…

Блондинка улыбнулась

— Поверьте, в этом нет ничего хорошего.

— Кроме зарплаты. Скажите, а какое дело Уолл Стриту до того, что происходит в СССР?

— Как ни странно — большое. Вы следите за котировками?

— Временами…

За котировками в основном следили те, у кого были акции пенсионных, или взаимных фондов. Дженна Вард прикупала землю в Техасе, как только у нее были свободные деньги — консервативное вложение, но земля есть земля.

— С каждым месяцев все хуже и хуже. Придурки завели страну в тупик.

Уолл Стрит Джорнал хоть и считалась центристской газетой, но в Нью-Йорке большинство составляли демократы и Марша Уиттакер видимо была из их числа.

— На бирже черти что творится. Эти парни привыкли к росту, если сегодня даже спад — то завтра обязательно будет рост. А сейчас роста нет как нет, мы выдыхаемся. После бойни в понедельник котировки так и не восстановились, более того…

Марша доверительно понизила голос

— Я встречаюсь с одним парнем, он ворочает серьезными делами на УоллСтрит. Он по секрету сказал мне, что правительство через подставные структуры поддерживает курсы, выкупая тонущие акции, и это все не слишком то законно. Если бы этого не было — давно случилось бы кое-чего похуже понедельника, понимаете?

— И воротилы с Уолл Стрит решили пригласить русских разобраться с Рейганом?

— Немного не так. Есть мнение, что надо работать с СССР. Это — громадный рынок. Когда мы им не поставляем зерно — им поставляет его Аргентина. Когда мы не поставляем им станки — их поставляет им Япония. Нужно провести разведку, чтобы понять, можно или не дальше работать. Кто это сделает лучше журналиста?

— Хорошо, что не боем… — пробормотала Дженна

— Что?

— Говорю, хорошо, что не боем разведка. Кажется, кроме нас на нашем ряду никого не будет.

— Посидим так… как думаете, это кнопка вызова стюардессы?

— Наверное да.

Кормили на рейсе Аэрофлота не самым лучшим образом — но продукты были относительно свежие, проблема была в рецептах — для американских авиакомпаний, привыкших к конкуренции, меню разрабатывают лучшие шеф-повара страны. Кресла и впрямь были неудобными — но самолет шел на удивление мягко, как поезд по рельсам — Дженна помнила, как трясло в семьсот седьмом, когда она прошлый раз летела через Атлантику… или это погода хорошая сейчас. Марша ворочалась, что-то говорила во сне — а вот ей удалось поспать. Проснулась она, когда самолет уже совершал посадку в Париже — там должны были забрать еще одну группу.

В СССР — как и положено было холодно, но не так уж — градусов десять, не более, везде был снег. Оформили их быстро, в зале ожидания их взяли под охрану сотрудники Интуриста и представители КГБ, проводили к автобусам. Автобусы были красные, венгерские… не американские, конечно, не американские.

Но и так ничего.

На следующий день — началась «культурная программа»

Как ни странно — в СССР, когда ты приезжал — ты не чувствовал, что это враждебная страна. Агрессивная тебе страна. Холодно, примитивная архитектура домов, на улицах ничем не торгуют, люди одеты тепло и однообразно — может и однообразно, потому что тепло. Автомобилей довольно много, но они маленькие, европейские, русская Волга как самая маленькая машина Шевроле или Доджа. На удивление немного лозунгов на улицах — в США думали, что в СССР все улицы завешены агитацией — нет. Во дворах еще не убрали праздничные елки — от американских они отличаются только красной звездой на макушке.

Люди, с которыми они встречались — нет, не из общество советско-американской дружбы, простые люди — все они были на удивление приветливы, никто из них не сказал, что ненавидит Америку. Политические вопросы они не задавали, чтобы не обострять.

Самое удивительное — в этой стране не чувствовалось какой-то несвободы. За последние два года Дженна побывала, по меньшей мере, в семи государствах, которые можно было бы назвать тоталитарными, она научилась безошибочно различать тот особенный запашок страха… очень навязчивый, который пропитывает со временем всего тебя — и этот запашок был одинаковым для всех стран, где была несвобода. Здесь, в СССР, пусть и было видно, что люди живут хуже и беднее, чем в США или странах Запада — это запаха страха не чувствовалось, если этих людей и угнетали — то они об этом не знали.