— Эти парни хуже сталинистов — вставила Альтман — это сталинисты в костюмах и при галстуках. Самая опасная разновидность сталинистов.
— На экранах наконец-то появилось изображение, Атлас забарабанил по клавишам терминала, настраивая его для получения информации.
— Спутник подойдет через восемь минут, сэр — доложил он
— Тогда настрой канал связи — приказал Одом
Бешеное аллегро по клавишам — и на втором экране вдруг засветилось изображение, пусть черно-белое, но все же достаточно четкое и ясное.
Оператор в американской военной форме, сидящий перед экраном. Какой-то ангар.
— Оскар-папа, как принимаете? — запросил Атлас
— Альфа, контакт стабильный — незамедлительно откликнулся оператор.
— Сэр, контакт установлен — доложил Атлас.
— Это что, Пешавар? — не поверил вице-президент.
— Да, сэр, это Пешавар.
— Оскар-папа, доложите по готовности.
— Альфа, станция развернута, у нас все ОК.
— Оскар-папа, пригласите Папу — главного.
— Альфа — вас понял.
Папа — главный, он же бригадный генерал армии США Оскар Дальтон, переброшенный сюда из Сальвадора в качестве временного наблюдателя — был одет в чужую «тигровую» форму без знаков различия. Форма дивизии Алькататль, лучшей части сальвадорской армии, имеющей большой опыт борьбы с коммунистами. Генерал Дальтон был опытным специалистом — военным советником, приверженцев радикальных методов и ненавидел коммунистов. Лучшей кандидатуры было не найти.
— Приветствую вас, сэр! — генерал стоял по уставной стойке, заложив руки за спину
— Генерал, рад видеть вас в Пешаваре — ответил вице-президент — что там у вас происходит?
— Коммунисты бегут как ошпаренные, сэр! — радостно осклабившись, начал докладывать генерал — нам удалось в полной мере воспользоваться эффектом внезапности. Мы захватили аэродром в Джелалабаде и перерезали дорогу, отрезав гарнизон русских от помощи, сейчас муджахеддины ведут массированный обстрел советских позиций, а танки там будут примерно через час. Нам удалось помешать советским саперам подорвать дороги, и мы уверены, что танки пройдут до Джелалабада и дальше. Наступление уже началось, сэр.
— А что там у нас с Кабулом?
— С Кабулом ситуация сложнее, сэр. Удалось высадить все силы, какие мы наметили, аэропорт взят. Однако, взять с ходу советское посольство и министерство обороны не удалось, там сейчас идут ожесточенные бои. Моджахеды атакуют городки советских военных советников, можно сказать, что система управления афганскими силами безопасности парализована. Думаю, что советское посольство мы возьмем к ночи, сэр.
— Советское посольство надо взять обязательно — сказал Буш — и проследите, чтобы наши специалисты смогли ознакомиться с его содержимым.
— Так точно, сэр.
— А что там у нас с китайскими друзьями, генерал?
— Сэр, наши китайские друзья…
Внезапно изображение оборвалось, по экрану поползли полосы…
— В чем дело? — недовольно спросил вице-президент.
— Сэр… кажется, спутник вышел из зоны уверенного приема — полковник взглянул на часы — странно, еще пара минут была. Сейчас попробуем восстановить связь, господин вице-президент
— Сэр — заговорила Сара Альтман — не беспокойтесь, мы уже получили данные из Китая, они подтверждены спутниковыми снимками. Китай перебросил в Пакистан два воздушно-десантных полка и стягивает к западной границе все мобильные силы, какие у него только есть. Китай выполняет наши договоренности, сэр.
— Тогда остается только ждать… — философски подытожил Буш — и принесет мне здесь кто-нибудь кофе или нет?
Следующий спутник подошел к зоне уверенного приема через час десять минут. Но и с ним установить связь — не удалось.
Министра Таная затащили в какой-то дукан офицеры личной охраны, когда поняли, что дело — совсем дрянь. На улице еще продолжался бой, щелкали по стенам пули и чадно горел бронетранспортер из охраны министерства, который подожгли выстрелом от здания больницы. Их осталось шестеро… может быть, и еще кто остался, но сейчас их было шестеро.
Министр был ранен. Тяжело. В руку и живот. Последнее ранение он получил на улице, но продолжал стрелять из своего Стечкина, когда его тащили в этот дукан, огрызаясь автоматными очередями. Сейчас его перевязывали, министр был бледен, но боль сносил молча.
А как все хорошо начиналось…