— Вряд ли… Если месть — зачем куда-то везти? Всадили бы пулю — и все. Кстати, а что должно было быть в этом чертовом чемодане?
— Деньги. Много денег.
Веретнев допил свое виски.
— А оказалась бомба… Как там моя тачка?
Он встал, подошел к окну, прислонился лицом к стеклу, отгородившись ладонями от света.
— Какой-то тип гуляет с собакой уже почти час. На таком морозе. Странно.
Алексей Иванович вернулся на место, покрутил пустой стакан с обтаявшими льдинками. Макс хотел долить, но Слон закрыл стакан ладонью.
— Водка есть? Обычная русская водка?
Макс достал из холодильника початую бутылку кристалловской «Столичной», нашарил кусочек копченой колбасы, порезал хлеб. Водка требовала закуски, соленых помидоров, тостов, звона стаканов, и откровенности. Того, чего не требуют ни виски, ни джин, ни коньяк.
Веретнев налил полстакана, выпил, крякнул, занюхал хлебом и зажевал колбасой.
— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно подвел итог он. И неожиданно спросил:
— А где тот чемодан, который с деньгами? И почему их два одинаковых с такой разной начинкой?
Макс пожал плечами в третий раз.
— Я же работал в особой экспедиции ЦК КПСС, спецкурьером — возил охрененные деньги нашим зарубежным друзьям. Последний полет пришелся на августовский путч девяносто первого. Я, как всегда получил чемоданчик, сел в самолет, а его вернули…
— Выходит, ты вез не деньги, а бомбу?
— Выходит так…
— А кто тебе передавал чемодан в тот раз?
— Всегда передавал Евсеев — ответработник ЦК. Он руководил Экспедицией…
— И в тот раз все было как всегда?
— Пожалуй. Хотя… Приходил какой-то эксперт из разведки, расспрашивал о дворце борсханского диктатора: размеры комнаты приемов, материал стен, расположение мебели, ну и так далее… Суки! Они рассчитывали убрать Мулая за счет моей шкуры!
— Жертва пешки — дело обычное, — глаза Веретнева сузились.
Он задумчиво глянул на Макса, покатал пустой стакан. Помолчал.
— Тут и думать нечего, — сказал он наконец. — Настоящий чемодан у этого сукиного сына. У Евсеева. Сколько там должно быть валюты?
— Под миллион баксов, может и больше.
— Нормально! — Веретнев даже присвистнул.
Наступило молчание. Макс прихлебывал виски, Слон пил водку. Разнородные напитки, несопоставимые традиции… Они не чокались и не говорили тостов. Веретнев вновь выглянул в окно.
— Этот, с собакой, ещё гуляет… Ну ладно, дело его. Заодно мою машину постерегут… А ты что сегодня делал?
— Искал работу. Хотел наняться в службу охраны. Но нигде не берут.
— Кстати о работе, — Веретнев потер виски. — Я-то за этим и приехал. Тобой интересуются наши. Центр. Похоже, собираются вернуть на службу.
— С чего это вдруг? — удивился Макс.
— Не знаю. Днем ко мне заехал лейтенант от Яскевича — он курирует Западную Европу. Спрашивал, где тебя найти. Я сказал, что жду звонка. Они наверняка сели на линию и теперь знают адрес.
— Что ж… Предложат — посмотрим.
В начале третьего ночи за окном послышался приближающийся шум двигателей. Макс погасил большой свет и включил галогенный светильник, установленный низко над столом. Из кухонного окна ничего увидеть не удалось. Макс прошел в комнату, окна которой выходили на другую сторону. Обошел кровать с тихо посапывающей Машей. Терпко пахло её духами. Он подошел к окну. Почти неразличимые в темноте, два джипа с выключенными фарами стояли у въезда во двор — на полированной поверхности машин отражался свет одинокого фонаря, — затем отползли за трансформаторную будку. Двигатели смолкли.
— Ну что там? — спросил Веретнев, когда Макс вернулся.
— Похоже, это мои знакомые. В усиленном составе.
— Вряд ли они сунутся в квартиру, — сказал Слон и полез в задний карман. — Подождем утра, там видно будет. Но на всякий случай…
На белую скатерть лег миниатюрный «фроммер-бэби».
— Твоя ручка при тебе?
Макс покачал головой.
— Куракин забрал перед самым взрывом. А теперь где она…
Слон удивленно покрутил головой.
— Утратил секретное оружие? Она же небось дорогая…
— Как ракета «Томагавк». Экспериментальные технологии, материалы следующего века. Их сделали всего несколько штук. Встроенный механизм самоуничтожения — микромина с радиовзрывателем… Получал каждый раз под расписку…
— Раньше загремел бы под трибунал, без вопросов.
— Точно, — согласился Макс и зевнул.
Порог бедности начинается в сотне метров от Казанского вокзала, у бесплатной «Гороховской кормилки». Мощная бетонная буква «П» («порог», значит, или «п…дец всему», как считают некоторые) — это арка, ведущая во дворик, где каждое утро в десять часов по московскому времени собираются отрыгнутые столицей человеческие особи. Их здесь не меньше трех десятков, как правило пожилых, с испитыми лицами, обвисающими книзу складками, с искривленными ногами, резкими, простуженными голосами. Это бомжи.