– А мне пассаж клеток нужно сделать, – говорит Коул. – А это… ну, сами понимаете.
– Чувствительных к свету?
– Ага, – кивает Коул. – И работать придется в холодной камере. Несколько часов.
– Захвати куртку, – советует Лукас.
– И долго ты завтра там пробудешь? – спрашивает Винсент, и Коул оборачивается к нему, уже натягивая на лицо виноватое выражение.
– О, малыш, не допоздна. Скорее всего часов до пяти.
Губы Винсента сжимаются в тонкую линию. Уолласу не нужно видеть его глаз, чтобы понять, что в них плещется разочарование. Хрупкое перемирие, которое заключили парни, уже под угрозой. Хочется пнуть Коула под столом, чтобы тот был начеку, но это не его дело. Солнце уже стоит прямо над головой. Приносят блинчики, все такие мягкие, румяные и поджаристые. Уоллас взял без начинки, – на кухне их посыпали сахарной пудрой и украсили клубникой. Ему очень нравится сочетание сахара и терпких ягод, почему-то от этого вкуса он успокаивается. Уоллас, не отрывая глаз от тарелки, тщательно пережевывает пищу. Методично отрезает от блинчика мелкие кусочки и неторопливо отправляет их в рот. Иначе его после снова вывернет.
Миллер наблюдает за ним с противоположной стороны стола. Ингве и Лукас негромко спорят.
– Ты не говорил, что не придешь ночевать, – твердит Ингве. – Сказал, проводишь Нэйтана и вернешься.
– Ингве, я вчера устал. И вообще, куда делась Инид? Разве она не должна была остаться у тебя?
– Ей пришлось провожать до дома Зоуи.
– Что ж, очень мило с ее стороны.
– Ты не отвечал на мои сообщения.
– Я спал.
– Ну и прекрасно.
– Замечательно.
– Просто я не понял, что ты не вернешься. Ждал тебя. И мы с Миллером накурились.
Лукас пожимает плечами, а Миллер смеется, чтобы разрядить обстановку. Ингве с Лукасом никогда не ссорятся всерьез. Это так, круги на воде. Волосы Лукаса пламенеют на солнце, кожа от обилия веснушек кажется загорелой. Он словно весь сделан из меди. Миллер толкает его локтем в бок.
– Ты что-то сегодня молчаливый, – говорит Уолласу Эмма, и у него все обрывается внутри.
– Просто ем.
– Все в порядке?
– Угум, – улыбается он, но Эмму не обманешь. Она кладет руку ему на ногу. И снова спрашивает, понизив голос, чтобы не услышали другие:
– Правда в порядке?
Что ему на это ответить? Что все одновременно в порядке и не в порядке, что он как бы с ними, но в то же время и нет, и вообще предпочел бы оказаться у себя в комнате?
– Устал просто, – говорит Уоллас.
– А когда ты вчера ушел? – спрашивает Винсент. Уоллас, даже несмотря на очки, чувствует, что тот сверлит его взглядом, и понимает, что на чем-то попался.
– Я ушел утром, – отвечает он, не успев придумать ничего другого.
– Ясно, просто мы все сидели во дворе, а ты в какой-то момент взял и испарился, – говорит Винсент. – Что довольно забавно, учитывая… что это ты кашу заварил.
Уоллас слизывает сахарную пудру с уголка рта и переводит дыхание, стараясь успокоиться.
– Правда? Я? А я-то думал, это вы с Коулом.
– О, нет, Уоллас, это сделал ты.
– Винсент, – пытается унять его Коул.
– Это ты распустил свой длинный язык, а потом решил… Черт, не знаю, что ты там решил, но в итоге ты просто исчез. Как же так, Уоллас?
– Я не хотел затевать скандал, – оправдывается Уоллас. – Мне очень жаль, что все так вышло, но я не хотел.
– Серьезно? – продолжает нападать Винсент. – То есть ты не пытался подгадить другим из-за того, что сам несчастен? Из-за того, что злишься? И сам не знаешь, чего хочешь? Не так все было?
– Нет, – отвечает Уоллас, но произносит он это очень тихо.
– По-моему, Уоллас, не стоит тебе совать нос в чужие дела. Не то однажды сломаешь кому-нибудь жизнь.
– Это несправедливо, – вступает Миллер. – Перестань.
– А в чем дело, Миллер? Он влез, куда не просили.
– Малыш, – увещевает Коул. Щеки его горят. Он виновато смотрит на Уолласа, но тот лишь качает головой. В конце концов, он сам все это начал. Он заслужил.
– Нечестно винить Уолласа. Мы же друзья. Все иногда лажают, хорош уже, – вмешивается Ингве.
– Ничего, Ингве, пускай, – пожимает плечами Уоллас. – Винсент явно очень зол на меня. Все нормально.
– Все нормально, – повторяет Винсент. – Знаешь, Уоллас, если у тебя нет парня, это не значит, что мы все тоже должны страдать за компанию.
– Верно, – говорит Уоллас. – Ты прав.
– Винсент, – встревает Эмма. – Успокойся уже.
– Нет, Эмма. Я должен это сказать. А то он просто не понимает. Не понимает, что чужие отношения – это ему не игрушки. Что он не имеет права гадить другим. Это настоящая жизнь, Уоллас. Понял меня? Настоящая жизнь.
Уоллас медленно кивает, стараясь, чтобы кивок вышел безупречным, чтобы в нем чувствовалось искреннее раскаяние. У него получится. Каяться, покаянно склонять голову – это важные жизненные навыки.
– Извини, – говорит Уоллас. – Прости за то, что доставил тебе столько неприятностей. За то, что обидел тебя. Я просто не подумал.
– Ты просто не подумал, – фыркает Винсент. – Просто не подумал о последствиях. О том, что кто-то пострадает. А это не игра, Уоллас. Это моя жизнь. И жизнь Коула. В следующий раз, уж будь добр, думай о других.