И все же, несмотря на все это, именно орден Бедар - такие люди, как Тиман Хасканс, как Мейкел Стейнейр, - были во главе реформистского движения. Которое настаивало на том, чтобы взять слова Адоре Бедар и фактически применить их. Настаивало на привлечении к ответственности тех, кто развратил церковную власть.
Мерлин Этроуз не собирался совершать ошибку, предполагая, что любой, кто поддерживал Церковь Чариса, автоматически поддерживал и Чарисийскую империю. Мир - и работа человеческого сердца - были слишком сложны, слишком разнообразны, чтобы управляться таким простым параллелизмом. Тем не менее, Мерлин также знал, благодаря уникальной перспективе, которую ему предоставили его снарки, что гнев против коррупции храмовой четверки никогда не ограничивался исключительно королевством Чарис. Даже он не смог в полной мере оценить силу этого гнева, когда он бурлил под спудом, поскольку принудительная власть Церкви - и особенно инквизиции - удерживала его под поверхностью. Невидимо и неслышимо, где не разрешалось оспаривать авторитет и власть тех, кто сделал себя хозяевами Церкви.
Были и другие, подобные Хаскансу. Мерлин знал это с самого начала этой борьбы. Он никогда не сомневался, что они потребуют права высказывать свое мнение и свои сердца и в том, что касается Церкви Чарис, но он знал, что они осознают зло, которое постигло Храм. Он надеялся, что они обретут свой голос, когда удушающая рука инквизиции будет снята с их уст, и он был глубоко доволен, когда имя Тимана Хасканса возглавило список подтвержденных приходских священников в первом провозглашении Клейрманта Гейрлинга архиепископом Корисанды. Осознавал ли это сам Хасканс или нет, снарки Мерлина давным-давно открыли ему, что настоятель церкви святой Кэтрин был одним из самых уважаемых священников во всем Мэнчире. И на это была причина, причина, по которой Хасканс заслуживал то уважение, которое ему оказывали миряне столицы Корисанды, и не просто потому, что он был одаренным проповедником. Конечно, он был таким, но истинная причина, по которой его так уважали - даже любили - заключалась в том, что только самые слепые или циничные люди могли отрицать интеллект, честность и безграничную любовь, которые наполняли этого Божьего человека.
Он тоже человек Божий, - подумал теперь Мерлин. - Отфильтрованный через призму Церкви Ожидания Господнего или нет, Хасканс действительно нашел свой собственный путь к Богу. Как он сам говорит, он не единственный священник в Корисанде, который видел коррупцию в Зионе, но, черт возьми, в Мэнчире нет другого человека, который мог бы увидеть это более ясно... или осудить это более бесстрашно. И если бы я когда-нибудь сомневался в том, что Бог действительно существует, то находка такого человека в церкви прямо посреди Мэнчира доказала бы, что он есть.
Человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, снова покачал головой, а затем, хотя ему больше никогда не понадобится кислород, сделал глубокий и очищающий вдох.
- Хорошо, Сова, - пробормотал он. - Теперь давай посмотрим на съемку из Мэнчирского собора. Я сомневаюсь, что архиепископ Клейрмант сможет победить, но давай дадим ему шанс попробовать.
- Конечно, лейтенант-коммандер, - послушно ответил далекий ИИ, и Мерлин снова закрыл глаза.
VII
- Добро пожаловать на борт, милорд.
- Спасибо, капитан...? - ответил Филип Азгуд, приподняв бровь и отвечая на поклон коренастого бородатого мужчины в форме имперского харчонгского флота, который ждал его на внутреннем конце посадочного трапа.
- Ютейн, мой господин. Капитан Горджа Ютейн, военно-морской флот его императорского величества, к вашим услугам. - Офицер снова поклонился, более низко, с тем особым изяществом, на которое, казалось, были способны только харчонгцы.
- Спасибо, капитан Ютейн, - повторил граф Корис, принимая представление, и улыбнулся с искренней, хотя и усталой благодарностью.
Это был не первый его визит в Ю-Шей, но в первый раз он не очень-то интересовался городом. Горожане его не беспокоили, но городская и провинциальная администрация обладали всеми признаками высокомерия и невыносимого чувства превосходства, присущего всем харчонгским бюрократам. Управлявшая империей постоянная бюрократия была высококвалифицированной. При правильной мотивации она могла совершать удивительные подвиги с поразительным мастерством и эффективностью. К сожалению, она была в равной степени коррумпирована, и это мастерство и эффективность, как правило, исчезали, как снег летом, когда не предлагались надлежащие "спонтанные дары". Тот факт, что тогда он и его высокопоставленные подопечные были не более чем политическими беглецами - и при этом беглецами, которые находились очень, очень далеко от дома, - означал, что местные чиновники ожидали значительно более щедрых "даров", чем обычно, и у Филипа Азгуда было органическое возражение против такого давления.