- Не лги мне, ублюдок! - Человек со шрамом на лице вытащил клинок на четверть дюйма из ножен. - Я сам сидел в твоей гребаной церкви. Слышал, как ты извергаешь грязь против Матери-Церкви! Я видел, как ты лизал задницу проклятым чарисийцам из Шан-вей и этим трусливым чудакам из "регентского совета"!
- Никто так не слеп, как те, кто отказывается видеть, - тихо процитировал Хасканс.
- Не смей цитировать мне Писание! - Голос человека со шрамом на лице резко повысился, но Хасканс просто пожал плечами, как мог, учитывая, насколько крепко он был привязан к стулу.
- Вот почему это было дано нам, - ответил он. - И если бы вы не заткнули уши и не закрыли глаза, точно так, как имел в виду Лэнгхорн, когда давал нам этот отрывок, вы бы знали, что я никогда не "извергал" ни единого слова "грязи" против Матери-Церкви. Я говорил только правду о ее врагах.
Нож с шипением вылетел из ножен, и человек со шрамом на лице запустил пальцы левой руки в волосы Хасканса, откидывая его голову назад. Острая сталь снова надавила на его изогнутое горло, и губы другого мужчины растянулись в уродливом зверином оскале.
- Ты ее враг! - прошептал он полушепотом, его глаза горели ненавистью. - Каждый раз, когда ты открываешь рот, ты доказываешь это! И ты втягиваешь других в ересь, отступничество и измену!
- Ибо будет так, что мудрый человек будет говорить мудрость глупцу, а глупец не узнает ее.
Хасканс понятия не имел, как ему удалось произнести эти слова, когда он уставился в этот полный ненависти взгляд. Это была часть того же отрывка из Книги Лэнгхорна, который он уже цитировал, и на мгновение ему показалось, что его похититель собирается перерезать ему горло прямо здесь и сейчас. На самом деле, часть священника надеялась, что он так и сделает.
Но человек со шрамом на лице заставил себя остановиться. Он скрутил волосы в левой руке достаточно сильно, чтобы Хасканс зашипел от боли, несмотря на все, что он мог сделать, затем откинул голову пленника набок и отступил назад.
- Я сказал им, что ты не сможешь сказать ничего стоящего, - сказал он тогда спокойно, почти ласково. - Они думали, что ты можешь, но я знал. Я слушал твои проповеди, ты, никчемный сукин сын. Я точно знаю, какого рода...
- Этого достаточно, Ран.
Хасканс не слышал, как за его спиной снова открылась дверь, но теперь он повернул голову и увидел другого мужчину. Этот был одет в пурпурную рясу ордена Шулера и шапочку с коричневой кокардой младшего священника, и мышцы живота Хасканса сжались, когда он увидел его.
Новоприбывший несколько секунд молча смотрел на Хасканса, затем покачал головой.
- Молодой Ран может быть немного импульсивным, и его речь часто бывает несдержанной, отец Тиман, - сказал он. - Тем не менее, у него есть способ проникнуть в суть вещей. И уверен, что в глубине своего сердца ты даже сейчас понимаешь, что все, что он сказал, правда.
- Нет, это не так, - ответил Хасканс, и теперь в его голосе была странная безмятежность. - Ты - и он - можете закрыть глаза, если хотите. Бог дал вам свободу воли; Он не остановит вас в ее осуществлении, независимо от того, как вы, возможно, извратили свое собственное понимание Его истины. Но тот факт, что ты предпочитаешь не видеть солнце, не делает его менее ярким.
- По крайней мере, я вижу, ты помнишь слова Священного Писания. - Улыбка шулерита была тонкой. - Жаль, что вы решили отвернуться от его значения. "Я основал Его Святую Церковь, как Он повелел мне, и теперь я отдаю ее на ваше попечение и на попечение ваших собратьев, избранных Богом. Управляйте ею хорошо и знайте, что вы - мои избранные наследники и пастыри Божьего стада в мире". Лэнгхорн дал это поручение викарию, а не мне, и, безусловно, не тебе. Когда ты повышаешь свой голос в нечестивых нападках на викариат, ты нападаешь на Лэнгхорна и Самого Бога!
- Я этого не делаю, - категорично сказал Хасканс, слова были взвешенными и холодными. - В самом следующем стихе Лэнгхорн сказал: "Смотрите, чтобы вы не потерпели неудачу в этом поручении, потому что от вас потребуют отчета, и каждая потерянная овца будет весить на весах вашего управления". Викарий Жэспар и его друзья должны были помнить об этом, потому что я почему-то сомневаюсь, что Бог забудет об этом, когда придет их время встретиться с Ним. Я не Он, чтобы требовать такой отчетности, но я священник. Я тоже пастух. Я тоже должен однажды отчитаться, и я не потеряю ни одной из своих овец из-за "великого инквизитора", настолько погрязшего в коррупции и амбициях, что он по прихоти предает целые королевства огню и разрушению!
Глаза шулерита блестели, но он был более дисциплинирован, чем человек со шрамом на лице. Его ноздри могли раздуваться, а лицо могло потемнеть от гнева, но он заставил себя глубоко вздохнуть.