Настоящая крепость

Полный шок обездвижил его на одно сердцебиение... которого было как раз достаточно для человека, так тихо прокравшегося в кабинет сзади него, что он ничего не услышал, чтобы туго затянуть горловину мешка вокруг его шеи. Он начал тянуться вверх и назад, выгибаясь дугой, чтобы выпрыгнуть со стула, затем остановился, когда холодная, острая сталь коснулась его горла чуть ниже края мешка.

- Издай хоть один звук, - прошипел голос ему в ухо, - и я перережу твою гребаную глотку прямо сейчас!

Он замер, сердце бешено колотилось, и кто-то тихо рассмеялся. Это был уродливый, голодный звук.

- Лучше, - сказал голос, и теперь он знал, что их было по крайней мере двое, потому что он не принадлежал мужчине, который смеялся. - Теперь ты идешь с нами, - продолжал голос.

- Нет. - Хасканс был удивлен тем, как спокойно, как твердо прозвучало это слово. - Давай, режь, если это то, для чего ты здесь, - продолжил он.

- Если это то, чего ты хочешь, - сказал голос. - Конечно, если ты этого хочешь, нам также придется перерезать глотку этой сучке наверху, не так ли?

Сердце Хасканса замерло. - Ты не подумал об этом, не так ли? - усмехнулся голос. - Теперь ты не такой самоуверенный, не так ли, гребаный предатель?

- Я был многим в своей жизни, - ответил Хасканс так спокойно, как только мог, с ножом у горла и ужасом за свою жену в сердце, - но никогда не был предателем.

- Вижу, ты также лжец, - проскрежетал голос. - А вот и сюрприз! Но в любом случае, ты идешь с нами - сейчас. - Нож надавил сильнее. - А разве нет?

Хасканс на мгновение замолчал, а затем заставил себя кивнуть.

***

Тиман Хасканс понятия не имел, как долго он просидел привязанным к стулу.

У него было лишь смутное представление о том, где он может быть. Они привезли его сюда в грузовой тележке, прикрытой брезентовым чехлом, с ослепляющим мешком, все еще надетым на голову. Он не думал, что они таскали его достаточно долго, чтобы действительно покинуть город, хотя он не мог быть в этом уверен. Он думал о том, чтобы закричать, несмотря на то, что вряд ли кто-нибудь бродил по улицам столицы, чтобы услышать его в такой поздний час, но его похитители заткнули ему рот кляпом после того, как связали его, и голос с ножом все время сидел на корточках у его головы.

Судя по звуку, который издали колеса тележки, когда они наконец достигли места назначения, и шуму, похожему на звук тяжелых раздвижных дверей, он заподозрил, что находится где-то в складском помещении. Их было достаточно, все еще стоявших без дела и пустовавших после чарисийской осады, и этот казался довольно большим. Достаточно велик, как он был уверен, чтобы никто за его стенами не мог услышать ничего из того, что происходило внутри.

Он проводил свое время, молча читая Священные Писания. Знакомые отрывки помогали, но даже они не могли растворить холодный, замерзший комок в животе. Характер его похищения и угроза в адрес Дейлорс слишком много рассказали ему о людях, стоявших за этим, а он был всего лишь смертным. Были пределы количеству страха, которое могла свести на нет даже самая сильная вера.

Без сомнения, они оставили его здесь, брошенного и одинокого, чтобы позволить этому страху воздействовать на него. Он хотел бы сказать, что стратегия не сработала, но...

Внезапно позади него открылась дверь. Он напрягся, мышцы сократились, затем болезненно заморгал от света, когда наконец с его головы сорвали мешок.

Свет, как он понял мгновение спустя, на самом деле был не таким ярким, каким казался его привыкшим к темноте глазам. Им потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться, а затем его взгляд сфокусировался на жилистом, темноволосом, кареглазом мужчине, стоявшем лицом к нему, скрестив руки на груди. Мужчина был, вероятно, по меньшей мере на двадцать лет моложе Хасканса, с сильно изуродованной щекой. Это было похоже на старый ожог, и даже сейчас Хасканс почувствовал укол сочувствия к тому, какая травма могла оставить такой глубокий и уродующий шрам.

- Итак, - сказал человек со шрамом на лице, и сочувствие Хасканса внезапно испарилось, когда он узнал голос из своего кабинета, - вы наслаждались тихой небольшой медитацией, отец?

Его насмешка превратила церковный титул в непристойность, и Хасканс почувствовал, как его собственные глаза посуровели в ответ.

- На самом деле, - он заставил себя сказать спокойно, - так и было. Ты мог бы когда-нибудь попробовать это сам, сын мой.

- Я не твой "сын", ты, гребаный предатель! - прорычал человек со шрамом на лице. Его руки резко разжались, правая рука легла на рукоять уродливого ножа, висевшего в ножнах на поясе.

- Возможно, и нет, - сказал Хасканс. - Но любой человек - сын Матери-Церкви и Бога... если только он не решит им не быть.

- Как ты, - прошипел человек со шрамом на лице.

- Я не выбирал ничего подобного. - Хасканс встретил уродливый, ненавидящий взгляд другого мужчины так твердо, как только мог.