Настоящая крепость

Это была одна из вещей, которые Канир любил в них. О, ему также нравилось их благочестие. Он любил чистую радость в Боге, которую слышал в их хорах, видел на их лицах. Но как бы сильно он ни любил эти вещи, как бы ими ни дорожил, именно их прочная независимость, их упрямая уверенность в себе действительно находили отклик где-то глубоко внутри него. У них было чувство самодостаточной целостности. Всегда готовые прийти на помощь соседу, всегда щедрые, даже когда их собственные кошельки были печально стеснены, в них было что-то такое, что требовало, чтобы они стояли на своих двоих. Они знали, что значит зарабатывать себе на жизнь в поте лица, непосильным трудом в глубоких и опасных шахтах. Они рано выходили на рынок труда и поздно покидали его, и по пути научились ценить себя. Признать, что они дали хорошую отдачу и даже больше за эти средства к существованию. Что им удалось поставить еду на столы своих семей. Что они выполнили свои обязательства и что они не были обязаны никому, кроме самих себя.

Клинтан, Тринейр и Рейно никогда не понимали, почему я так люблю этих людей, - думал сейчас архиепископ, окидывая взглядом окутанные туманом заснеженные горы. - Их идеал - это то, что Рейно получает в Харчонге, - крепостные, забитые люди, которые "знают свое место". Лицо Канира посуровело. Им нравится знать, что их "стада" не станут нахальными. Не собираются спорить со своими светскими и мирскими хозяевами. Не собираются начинать думать самостоятельно, задаваясь вопросом, почему Мать-Церковь так невероятно богата и могущественна, в то время как ее дети голодают. Мы не собираемся начинать требовать, чтобы князья Матери-Церкви помнили, что они служат Богу... а не наоборот.

Канир знал, что подавляющее большинство его коллег-прелатов никогда не понимали, почему он настаивал на том, чтобы совершать два длительных пастырских визита в свое архиепископство каждый год, вместо одного неохотного визита в год, который совершало большинство из них. Тот факт, что он добровольно проводил зиму в Гласьер-Харт, вдали от удобств Храма, развлечений Зиона, политических маневров и создания альянсов, которые были столь важны для существования викариата, всегда забавлял их. О, один или двое из них поняли, как он полюбил захватывающую красоту, скалистость высоких гор, снежные шапки и густые вечнозеленые леса. Водопады, которые низвергались на сотни футов сквозь кружевные знамена брызг. Глубокие, ледяные озера, питаемые высокогорными ледниками, от которых провинция получила свое название. Несколько других - в основном люди, которых он знал в семинарии, когда был намного моложе, - знали о его давнем интересе к геологии, о том, как он всегда любил изучать Божью работу в костях мира, о его верности спелеологии и соборной тишине, которую он находил в глубоких полостях и пещерах.

Тем не менее, даже те, кто знал об этих сторонах его натуры, кто мог смутно понять, что такой человек, как он, может видеть в таком архиепископстве, как у него, все еще находили его предпочтение Гласьер-Харт и его длительные визиты к его неотесанным, деревенским жителям трудными для понимания. Это было так эксцентрично... Так..... необычно. Они никогда не понимали, как он черпал силу и поддержку в вере, которая так ярко горела здесь, в Гласьер-Харт.

Они также никогда не понимали, что жители Гласьер-Харт - как дворяне (какими бы они ни были и что бы в них ни было), так и простолюдины - знали, что он искренне заботится о них. Те другие архиепископы и викарии не беспокоились о таких мелочах. Даже лучшие из них слишком часто считали, что они выполняли свою работу и даже больше, удерживая десятину в допустимых пределах, следя за тем, чтобы в их архиепископства направлялось достаточное количество других священников, чтобы их церкви и монастыри были заполнены, следя за тем, чтобы их епископы-исполнители не снимали слишком много со своих прихожан. Они больше не были деревенскими священниками; Бог призвал их к более важным и серьезным обязанностям в управлении своей Церковью, и было много других священников, обеспечивающих пастырскую заботу, на которую у них больше не было времени.

Именно так вся эта история в Чарисе сумела застать их всех врасплох, - мрачно подумал Канир. Он покачал головой, пристально вглядываясь в горизонт - пристальнее, чем лед и снег, на которые они смотрели. - Идиоты. Дураки! Они насмехаются над попытками реформировать Мать-Церковь, потому что она работает просто отлично... для них. Для их семей. За их власть и за их кошельки. И если она работает на них, то, очевидно, она должна работать на всех остальных. Или, по крайней мере, для всех остальных, кто имеет значение. Потому что они правы. Они больше не священники... и они даже не понимают, какой мерзостью в глазах Бога становится епископ или викарий, когда он забывает, что в первую очередь, в последнюю очередь и всегда он пастор, пастырь, защитник и учитель. Когда он отказывается от своего священства во имя власти.