Читаем Настанет день полностью

Лютер поглядел вниз, на Джесси, и часть его души изошла слезами, но другая часть не чувствовала ничего, даже облегчения оттого, что сам он жив. Затылок у Джесси был словно разорван каким-то хищником, из дыры у него на шее по-прежнему хлестала кровь. Лютер опустился на колени и наклонил голову, чтобы заглянуть своему другу в глаза. Глаза были малость удивленные, как будто Старик Байрон только-только объявил ему, что общий фонд чаевых за вечер оказался больше, чем думали.

Лютер прошептал: «Эх, Джесси» — и закрыл ему глаза, а затем положил ладонь ему на щеку. Джесси начал уже остывать, и Лютер обратился к Господу, умоляя простить его друга за то, что этот самый друг совершил, потому что положение у друга было отчаянное, его загнали в угол, но, Господи, в душе он хороший человек и до этого не причинял никаких страданий никому, кроме себя.

— Ты… можешь… сделать… как надо.

Лютер повернулся на голос.

— Ты же… ум-мница… — Декан с шумом втянул воздух. — Ум-мный парень…

Лютер поднялся, держа в руке пистолет; подошел к столу, обогнул его, нарочно встал справа от Декана, чтобы жирному дураку пришлось перекатить свою дурацкую башку, иначе не увидит его, Лютера.

— Пойди приведи… этого доктора… вы к нему сегодня ходили. — Декан еще раз вздохнул, в груди у него засвистело. — Пойди приведи его.

— И ты все-все простишь и позабудешь, да? — спросил Лютер.

— Го… Господь свидетель.

Лютер стянул маску и три раза кашлянул Декану в лицо.

— А может, я буду на тебя кашлять, пока мы, черт дери, не поймем, заразился я сегодня этой дрянью или нет?

Декан попытался уцелевшей рукой дотянуться до руки Лютера, но тот ее отдернул.

— Не смей меня трогать, чертово отродье.

— Пожалуйста…

— Что — пожалуйста?

Декан тяжело и хрипло вдохнул, сипя грудью, и облизал губы.

— Пожалуйста, — произнес он снова.

— Что — пожалуйста?

— Сделай… как надо.

— Ладно, — ответил Лютер, ткнул пистолетом в складки под Декановым подбородком; Декан глядел ему прямо в глаза, и он нажал на спуск. — Годится, черт дери? — крикнул Лютер, глядя, как тот заваливается влево и сползает по задней стенке кабинки. — Убивать моего друга? — Лютер выстрелил в него снова, хоть и знал, что он уже мертвый. — Черт! — крикнул Лютер в потолок и схватился за голову, прижав к ней пистолет, и снова заорал: — Черт!

Тут он заметил, что Дымарь пытается ползти в луже собственной крови, и Лютер, пинком отшвырнув с дороги кресло, шагнул к нему, держа пушку в вытянутой руке. Дымарь повернул голову и остался лежать где лежал, пялясь вверх, на Лютера, и жизни у него в глазах было не больше, чем в глазах Джесси.

Казалось, они битый час глядели друг на друга. А потом Лютер ощутил в себе какого-то нового человека, он сам не знал, нравится ему этот человек или нет, но он, этот новый, сказал Дымарю:

— Если выживешь, придется тебе меня убить, это уж ясно.

Дымарь медленно-медленно моргнул — утвердительно.

Лютер навел на него пистолет. Ему вспомнились все те мячи, которые он посылал в цель там, в Колумбусе, вспомнилась черная сумка дядюшки Корнелиуса, вспомнился дождь, который шел, теплый и тихий, точно сон, в тот самый день, когда он сидел на крыльце и очень-очень хотел, чтобы отец пришел домой, а отца от него отделяли четыре года и пятьсот миль, к тому же возвращаться он и не думал. Он опустил пистолет.

Он увидел, как в глазах у Дымаря мелькнуло удивление. Потом он выблевал с ложку крови, она потекла по его подбородку и дальше, на рубашку. Он откинулся на спину, и кровь хлынула из его живота.

Лютер снова поднял оружие. Теперь должно быть легче, парень больше на него не смотрит, парень сейчас, может, как раз переправляется на тот свет, карабкается на дальний темный берег. Но чтоб наверняка, надо еще раз нажать на спуск, только и всего, одно маленькое движение. С Деканом ведь он разобрался без всяких. Почему же сейчас?..

Пистолет в руке задрожал, и он его снова опустил.

Для тех, кто давно водится с Деканом, будет пара пустяков все это сложить в одну картинку и вычислить его, Лютера. Жив Дымарь или нет, ясно, что дни Лютера и Лайлы в Талсе сочтены.

Но все-таки…

Он опять поднял пистолет, ухватив себя за локоть другой рукой, чтоб унять дрожь, и опустил дуло вниз, наведя на Дымаря. Так он простоял с минуту, пока не понял, что может торчать тут еще час, но так и не сумеет нажать на спуск.

— Что с тебя взять, — произнес он.

Лютер смотрел, как из парня все течет и течет кровь. В последний раз оглянулся — на Джесси. Вздохнул. Перешагнул через Деканов труп.

— Сукины дети, — сказал Лютер, направляясь к дверям. — Сами и виноваты.

<p>Глава восьмая</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Коглин

Настанет день
Настанет день

Впервые на русском — эпический бестселлер признанного мастера современной американской прозы, автора таких эталонных образцов неонуара, как «Таинственная река» и «Остров Проклятых», экранизированных, соответственно, Клинтом Иствудом и Мартином Скорсезе. «Настанет день» явился для Лихэйна огромным шагом вперед, уверенной заявкой на пресловутый Великий Американский Роман, которого так долго ждали — и, похоже, дождались. Это семейная сага с элементами криминального романа, это основанная на реальных событиях полифоничная хроника, это история всепоглощающей любви, которая преодолеет любые препятствия. Изображенная Лихэйном Америка вступает в эпоху грандиозных перемен — солдаты возвращаются с фронтов Первой мировой войны, в конгрессе обсуждают сухой закон, полиция добивается прибавки к жалованью, замороженному на уровне тринадцатилетней давности, анархисты взрывают бомбы, юный Эдгар Гувер вынашивает планы того, что скоро превратится в ФБР. А патрульный Дэнни Коглин, сын капитана бостонской полиции, мечтает о золотом значке детектива и безуспешно пытается залечить сердце, разбитое бурным романом с Норой О'Ши — служанкой в доме его отца, женщиной, чье прошлое таит немало загадок…

Деннис Лихэйн

Историческая проза
Ночь – мой дом
Ночь – мой дом

Впервые на русском — новое панорамно-лирическое полотно современного классика Денниса Лихэйна, автора бестселлеров «Таинственная река» и «Остров Проклятых», а также эпоса «Настанет день» — первой в новом веке заявки на пресловутый «великий американский роман». Теперь «наследник Джона Стейнбека и Рэймонда Чандлера» решил сыграть на поле «Крестного отца» и «Однажды в Америке» — и выступил очень уверенно.Итак, познакомьтесь с Джо Коглином — сыном капитана бостонской полиции Томаса Коглина и младшим братом бывшего патрульного Дэнни Коглина, уже известных читателю по роману «Настанет день». Джо пошел иным путем и стал одним из тех, кто может сказать о себе: «Наш дом — ночь, и мы пляшем так бешено, что под ногами не успевает вырасти трава». За десятилетие он пройдет путь от бунтаря-одиночки, которому закон не писан, до руководителя крупнейшей в регионе бутлегерской операции, до правой руки главаря гангстерского синдиката. Но за все взлеты и падения его судьбы в ответе одна движущая сила — любовь…

Деннис Лихэйн

Детективы / Проза / Историческая проза / Полицейские детективы
Закон ночи
Закон ночи

Панорамно-лирическое полотно современного классика Денниса Лихэйна, автора бестселлеров «Таинственная река» и «Остров проклятых», а также эпоса «Настанет день» — первой в новом веке заявки на пресловутый «великий американский роман». Теперь «наследник Джона Стейнбека и Рэймонда Чандлера» решил сыграть на поле «Крестного отца» и «Однажды в Америке» — и выступил очень уверенно.Итак, познакомьтесь с Джо Коглином, который подчиняется «закону ночи». Джо — один из тех, кто может сказать о себе: «Наш дом — ночь, и мы пляшем так бешено, что под ногами не успевает вырасти трава». За десятилетие он пройдет путь от бунтаря-одиночки, которому закон не писан, до правой руки главаря гангстерского синдиката. Но за все взлеты и падения его судьбы в ответе одна движущая сила — любовь...В начале 2017 года в мировой и российский прокат выходит экранизация романа, поставленная Беном Аффлеком; продюсерами фильма выступили Аффлек и Леонардо ДиКаприо, в ролях Бен Аффлек, Брендан Глисон.

Деннис Лихэйн

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза