Настанет день

Глава двадцать четвертая

Пятнадцатого января 1919 года, в полдень, в бостонском Норт-Энде взорвался резервуар с черной патокой-мелассой, принадлежавший Американской индустриальной алкогольной компании. Беспризорного ребенка, стоявшего рядом с резервуаром, мгновенно разорвало в клочья, а затем патока покатилась высоченной волной на трущобы. Дома валились. В эстакаду надземки, проходящую вдоль Коммершел-роуд, врезался кусок металла размером с грузовик. Середина эстакады обвалилась. Домик пожарного депо протащило по площади и перевернуло. Один пожарный погиб, дюжина получила ранения. Причина взрыва оставалась неясной, однако мэр Эндрю Питерс, первым из политиков прибывший на место, заявил, что сомневаться не приходится: виновны террористы.

Бейб Рут читал все газетные статьи об этой истории, набрасываясь на них, словно на летящий мяч. Он пропускал все длинные предложения, нашпигованные словами вроде «муниципальный» или «инфраструктура», но, несмотря на это, его пробрало до глубины души. Ошеломило. Черная патока! Два миллиона галлонов! Волна в пятьдесят футов высотой! Улицы Норт-Энда закрыты для машин и для гужевого транспорта, улицы похищают башмаки у всех, кто пытается по ним пройти. Мухи сражаются за участки мостовой, собираясь громадными темными клубками, похожими на печеные яблоки. На площадке позади конюшен десятки лошадей были покалечены металлическими заклепками, которые вылетали из взорвавшегося резервуара, точно пули. Животных нашли бьющимися в липкой массе. В середине дня их страдания оборвали сорок пять полицейских выстрелов. Трупы лошадей подняли кранами, погрузили на грузовики и отправили в Сомервилл, на клееварочный завод. Через три дня патока затвердела, превратившись в черное стекло, и местные жители пробирались по улицам, хватаясь руками за стены и фонарные столбы.

Официально сообщалось, что погибших — семнадцать, раненых — сотни.

Господи помилуй, можно представить, какое у них было выражение лица, когда они увидели катящую на них черную волну, сверкающую на солнце. Бейб сидел у стойки с газировкой в аптеке-закусочной «У Айго», поджидая своего агента — Джонни Айго. Джонни торчал в задней комнате, прихорашиваясь перед встречей с Э. Л. Алмертоном, которая им предстояла, и наверняка злоупотребляя фиксатуаром, одеколоном, туалетной водой и прочим. Э. Л. Алмертон был большой шишкой в фирме, выпускавшей сигареты «Олд голд» («С нами вы никогда не будете кашлять в вагоне!»), и ему хотелось обсудить с Бейбом рекламные контракты. А теперь они, чего доброго, опоздают из-за Джонни, который наводит красоту, точно девчонка из варьете.

Но Бейб не сердился, потому что благодаря этому успел пролистать еще кое-какие рассказы о потопе и о первой реакции на него властей: они тут же пошли атакой на все радикальные группировки, какие могли быть к нему причастны. Агенты Бюро расследований и сотрудники Бостонского управления полиции врывались в штаб-квартиры Общества латышских рабочих, бостонского отделения ИРМ и Левого социалистического движения Джека Рида и Джима Ларкина. Они забили под завязку камеры предварительного заключения по всему городу, а непоместившихся отправили в тюрьму на Чарльз-стрит.

В окружном суде Саффолка шестьдесят пять человек, заподозренных в подрывной деятельности, предстали перед судьей Уэнделлом Траутом. Тот приказал полиции отпустить всех, кому не предъявлено формальных обвинений в совершении преступления, но подписал восемнадцать ордеров на депортацию тех, кто не смог подтвердить свое американское гражданство. Еще десятки были задержаны до выяснения их иммиграционного статуса и прошлых прегрешений. Бейб считал это вполне разумным, хотя кое-кто придерживался иного мнения. Джеймс Вэй, адвокат, дважды выдвигавшийся в губернаторы штата от Демократической партии, заявил перед федеральным судьей, что интернирование людей без обвинения в преступлении противоречит конституции, однако его подвергли порицанию за недопустимо резкий тон, а слушания продлили до февраля.