Насосы интуиции и другие инструменты мышления

Левша: Говоришь, ты доказал, что мы, левши, на самом деле зомби? Я бы в жизни не подумал! Но почему же мы бедняги?

Правша: Вы по определению лишены сознания – что может быть хуже?

Левша: Хуже для кого? Что страдать, если голова пустая? Но ты-то зачем пытаешься со мной поговорить, раз я всего лишь зимбо?

Правша: Мне кажется, что голова у тебя не пустая.

Левша: И мне так кажется! В конце концов, я зимбо, а следовательно, обладаю всевозможными способностями к самомониторингу высшего порядка. Я знаю, когда я в смятении, когда мне больно, когда мне скучно, когда мне интересно и так далее.

Правша: Нет. Ты функционируешь так, словно бы знаешь эти вещи, но на самом деле ничего не знаешь. Ты лишь вроде как знаешь все это.

Левша: Думаю, здесь оператор “вроде как” неуместен. То, что ты называешь моим вроде как знанием, неотличимо от твоего так называемого реального знания, если не считать “дефиниционный” аспект, по которому знание зимбо не считается реальным.

Правша: Но разница есть – должна быть!

Левша: Что это, если не предрассудки?

Если этого недостаточно, чтобы вы представили, каково дружить с зимбо, рассмотрите другие примеры. Представьте, что хотите написать роман о зимбо, застрявшем в мире сознательных людей, или о сознательном человеке, выброшенном на Остров Зимбо. Какие детали вы можете выдумать, чтобы история стала правдоподобной? Можно выбрать и путь попроще: прочитайте хороший роман с мыслью, что это роман о зимбо. Что подтверждает или опровергает вашу гипотезу? При создании романа писатели выбирают точку зрения, или режим повествования. Одни могут излагать события от первого лица, как поступили Герман Мелвилл в “Моби Дике” и Дж. Д. Сэлинджер в “Над пропастью во ржи”.

“Зовите меня Измаил”.

“А уж если я волнуюсь, так это не притворство. Мне даже хочется в уборную, когда я волнуюсь. Но я не иду. Волнуюсь, оттого и не иду”[67].

Другие писатели выбирают повествование от третьего лица, где рассказчику известно все. Любопытно, что при повествовании от первого лица подтвердить гипотезу о зимбо, казалось бы, проще. В конце концов, вся история просто отражает повествовательное поведение зимбо Измаила или зимбо Холдена Колфилда. Мы видим их только со стороны и узнаем лишь то, что они сами называют проявлениями своего внутреннего мира! Сравните эти повествования от первого лица с повествованиями от третьего лица, например фрагментами из “Доводов рассудка” Джейн Остин и “Преступления и наказания” Ф. М. Достоевского.

Она [Элизабет] чувствовала, что следовало бы пригласить миссис Мазгроув и спутников ее на обед; но она не могла снести мысли, что в продолжение обеда перемена в обстоятельствах, сокращение штата прислуги неизбежно откроются тем, кто всегда смотрел снизу вверх на Эллиотов из Киллинча. Суетность боролась с приличием, и суетность победила, и тотчас Элизабет вздохнула с облегчением[68].

Он [Раскольников] смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение!