Насмешливый лик Смерти

- Вы не просто убивали людей. Вы расчленяли, вываривали и жгли все человеческое. Оно вам ненавистно. Вы и Уна Дюрано - недоделки, и вам это известно. Вы знаете, что рядом с полноценными людьми выглядите убогими. Даже вымогатель Макс Хейс заставляет вас осознавать свое убожество. Поэтому вы выжигаете ему лицо паяльной лампой. Разве не так?

- Неправда. Он требовал денег. Мне нечем было ему заплатить.

- Могли бы сдаться властям, - сказал я. - Вам это и в голову не пришло. И сейчас не приходит. Когда Макс нашел у вас в гараже «бьюик», он сделался вашим врагом. Естественно, он должен был умереть. И когда он вернулся за своими деньгами, вы поджидали его с одеждой Синглтона, паяльной лампой и баком бензина. План показался вам прекрасным: одним махом избавиться от Хейса и инсценировать гибель Синглтона в автомобильной катастрофе. Но это невозможно было утаить от Бесс. Как только я рассказал ей о машине, в которой был найден Хейс, она сразу догадалась, что это ваших рук дело, и сбежала от вас.

- Да, сбежала. После всего, что я для нее сделал.

- Не для нее. Для себя. Вы убили двух мужчин и женщину, потому что каждый из них чем-то вам угрожал. Вы убили бы и Бесс, если бы она вовремя не улизнула. Мне кажется, она об этом догадывалась. В вас с самого начала жило желание ее прикончить, только вы трусили.

Он конвульсивно закрыл лицо руками.

- Зачем вы меня мучаете?

- Я добиваюсь признания.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы овладеть собой.

Наконец его пальцы сползли вниз, разгладив и вытянув лицо. Глаза казались меньше и темнее. В их глубине уже не прятался зверь.

Он неловко поднялся с кучи щепок и неуверенно шагнул ко мне.

- Я сделаю признание, мистер Арчер. Если вы мне позволите заглянуть в аптечку, всего на минутку.

- Нет.

- Это сэкономит время и избавит всех нас от ненужных хлопот.

- Слишком легкий выход. Я пообещал себе одну награду за труды: увидеть, как вы с Алексом поменяетесь местами.

- Вы твердокаменный человек.

- Надеюсь. И тряпки вроде вас не вызывают у меня ничего, кроме брезгливости. - Я был по горло сыт этим подвалом, влажным и жарким, заваленным рухлядью и наполненным смрадом погибших желаний. - Пойдемте, Беннинг.

Луна в сероватых разводах стояла совсем высоко. Беннинг поднял глаза к небу, как будто ночь была обителью Тьмы, луна - задернутым кисеей окном, а звезды - глазками в ослепительную яркость.

- Мне больно. Я любил ее. Ради нее я пошел бы на все.

Он начал спускаться по ступенькам крыльца, а за ним прыгала его короткая тень.