Игнорирую оставленный брючный костюм на кровати и выглаженную до идеала белую сорочку. Обычные, самые простые джинсы, из всего многообразия надаренного барахла в шкафу, толстовка со шнуровкой и капюшоном, сейчас необходимым мне как воздух. Пуховик надеваю уже на ходу. Я не оборачиваюсь назад, когда захлопываю дверь остопиздевшей мне спальни. Знаю - не вернусь сюда уже, не буду сожалеть об утраченных вещах, дорогом ноутбуке, плеере, приставке - хлам! Нет цены этому барахлу, а вот зажигалка Клима, каким-то образом оказавшаяся у меня в кармане, остается при мне. Это мое прошлое и оно останется со мной.
Всю дорогу до ментовки пребываю в похуистично-спокойном состоянии. Странно, но чем дальше я от этого проклятого дома, тем спокойнее становится мне, возвращается забытое чувство, которому нет названия, но ощущение, что я ДОЛЖЕН выжить, что должен справится со всем этим, должен держаться, быть сильным, справляться с трудностями, потому что за меня этого никто не сделает - оно придает сил и наполняет легкие кислородом. Поэтому когда зайдя в отделение, меня сразу уводят на допрос, Виктор с кем-то орет на весь коридор, доказывая, что права они такого не имеют, просит меня не делать глупостей и ДУМАТЬ, кому что говорю, я просто иду вперед, не оглядываясь и не желая смотреть назад.
Оказавшись в уже знакомом мне кабинете, не удивляюсь стоящему и привычно курящему возле стены Климу. Он выглядит достаточно помятым, небрежно распахнутая на груди рубашка, с безжалостно закатанными рукавами до локтя, и торчащей на груди белой майке, старые джинсы, обычные кроссовки... он все такой же, не меняется ни чуть, и я этому рад. Значит он все такой же ублюдок, каким и был, значит мне будет легче.
Прохожу вперед, слыша как конвоир покидает комнату и закрывает нас, небрежно опускаюсь на стул, немного сползая вниз и шире расставляя ноги, так удобнее. Руки на груди, голова повернута вбок. Что ж, я готов к очередной порции яда.
- Вижу, тебе идут дорогие шмотки, - бросает от стены, так же не делая к столу и шага, и мне почему-то кажется, что он злится.
Чуть склоняю голову, откидывая челку с глаз, и глядя на него, интересуюсь:
- Снять? - а яду столько, что впору захлебнуться, причем от этого становится неприятно и мне.
Что-то не так, с ним, со мной, с нами. Вся атмосфера, иллюзия допроса, будто что-то должно произойти, а он все никак не может решиться. Да пускай уже рухнут к ебаной матери эти стены, развалится здание, осыпавшись прахом к нашим ногам, но только не это мертвое спокойствие.
- Сними, - четко и ясно. Оттолкнувшись от стены медленно, словно с неохотой, подходит ко мне, встает между моих широко разведенных коленей и, присев на край стола, выжидательно на меня смотрит. - Я жду.
- А ебло от радости не треснет? - уточняю так, чисто для себя.
Удар в челюсть следует незамедлительно, а я уже стал забывать, как это, когда тебе прилетает в ебло, благо удар пришелся по касательной.
- Ты забыл, как стоит со мной общаться? - злится. Почему он злится?
- Моя бы воля, я бы тебя вообще не видел в своей жизни... в остатке жизни, - поправляюсь, прекрасно понимая, что таковой осталось не так уж много. Для себя я решил, что в тюрьму не поеду.
- Помирать собрался?
- Тебя так волнуют мои планы на будущее? - не могу не съязвить, это сильнее меня.
- Если не сменишь тон, будущего у тебя не будет, - становится слишком спокойным, прикуривает, матерясь, когда не может выбить огонек из дешманской зажигалки. Хмыкаю своим мыслям, покопавшись в кармане, швыряю ему на стол его зажигалку.
- Хранил как память? - улыбается, непривычно так, неестественно.
- Вернуть хотел, чужого не надо.
- А что тебе надо, Ян? - слышу в его словах почти скулеж. Он не покажет, как ему херово, и не уверен, что сам это поймет, слишком упрямый, но я ощущаю, кожей чувствуя, как ему тяжело, и это состояние передается мне, тело начинает мелко вибрировать, то ли в предчувствии истерики, то ли от нетерпения.
- Ничего, - пожимаю плечами. Правду сказал.
Молчит, курит, разглядывает меня не стесняясь и не обращая внимания на мой испепеляющий обозленный взгляд.
- Уверен? - и что-то мне подсказывает, что от моего ответа зависит очень многое.
- Ты допрос проводить будешь?
- Не уходи от ответа, - затыкает меня, рявкнув на весь кабинет.
- Не твое дело, чего я хочу! - тоже начинаю повышать голос и резко встав на ноги, роняю позади себя стул. Грохот стоял такой, будто бомба взорвалась, или это у меня так все ощущения обострились и восприятие стало настолько чутким? Чувствую себя одним оголенным нервом.
- А чье? Сета твоего? - теперь орет он и, отлипнув от стола, встает прямо, расправляет плечи, откидывает сигарету в сторону и источает поистине пугающие флюиды агрессии. Я не боюсь его, я боюсь того, что он может сделать, потому что в ответ сделаю то же самое. Он ударит - ударю и я. Он убьет... воскресну и прикончу его в ответку.
- Он не мой! - голос хрипит, будто орал без перерыва.
Глаза в глаза, всего пара метров, а кажется будто между нами пропасть. И я шагаю в нее, стоит лишь уловить его шаг ко мне.