Насмешка

А вот равнодушие наместника было совсем иного рода, он просто не знал, как вести себя с собственной женой после того, что наговорил ей и едва не натворил. Так же помнил он и ее слова, в которых Лиаль желала супругу смерти, и это не просто задевало. Ландар чувствовал себя уязвленным. Он понимал, что лаисса Ренваль не питает к нему добрых чувств, они и не были нужны наместнику… наверное. В любом случае, он сделал все, чтобы не позволить своей супруге проникнуться к нему даже дружеским расположением, не говоря уже об уважении, и уж тем более о любви. Стремясь обезопасить себя от новой боли, Ландар сжигал за собой мосты, не опасаясь, что придется возвращаться. А теперь в растерянности смотрел на разверзшуюся пропасть, не зная, что делать дальше.

Ночь его самозаточения была сущим кошмаром наяву. Ландар так и не сомкнул глаз. Конец дня и первую половину ночи он пил, сидя в кабинете, из которого изгнал любовницу, велев объявить, чтобы просителей к нему не допускали. Самым обидным было то, что хмель наместника не брал, сколько бы он не вливал в себя. Воспоминания, словно взбесившиеся вороны, накидывались на Ренваля, нещадно атакуя его.

Ближе к ночи ласс потребовал привести к нему барда, велев тому петь, все равно что, лишь бы заглушить голоса прошлого и настоящего, странным образом нашедшие отклик друг в друге. Лиот пел песню за песней, Ренваль пил кубок за кубком, даже не слыша слов баллад, не понимая их смысла. Он смотрел в черноту ночи за окном, и она казалась ему бездонной пропастью, в которую высокородный ласс все падал, падал и падал. Ландар искал опору, искал, за что можно ухватиться, но так и не найдя, продолжал свой стремительный полет в бездну воспоминаний…

Тогда был великолепный весенний день. Снег уже совсем сошел, оставив после себя воспоминания и грязь, разъевшую дороги. Но в тот год солнце было щедрым на свое тепло, и земля быстро подсыхала. Набухли и распустились почки, зачирикали, как оголтелые, птицы. Раскрыли свои хрупкие чашечки смилеварны, навевая мечты о том, что через год Анибэль достигнет брачного возраста, и молодой наместник Ландар Ренваль сможет, наконец, привести ее в свой замок…

Да, чудесная пора, дававшая веру и надежду на счастливое будущее. Он почти дождался, почти… Омрачало безоблачную жизнь молодого ласса лишь то, что его нежная Ани все реже вспоминала о дорогом ее сердцу друге. Все чаще его посланник возвращался с пустыми руками, виновато глядя на господина, в чьих глазах горела надежда. Наконец не выдержав, Ландар отправился к Эскильдам.

Его встретили, склонившись в почтительном поклоне. В замке находились только ласс и лаисса Эскильд. Они были заметно рады высокородному лассу, старались угождать, чем могли, но Ландар приехал не за тем, чтобы выслушивать витиеватые речи и выражения вечной преданности, он хотел видеть Анибэль.

- А где же малышка Ани? – с заметным безразличием спросил молодой Ренваль. – Должно быть, она сильно выросла и похорошела?

- О-о, - расплылась в улыбке лаисса Эскильд. – Вы так добры к нам, ласс Ренваль. Ани стала совсем невестой. Еще немного, и благородные лассы не дадут ей прохода. В следующем году, наша дочь покинет родной замок. Мысль об этом навевает столько грусти, что мое материнское сердце молит Святых еще хоть немного отсрочить время прощания.

- Но где же она сама?

- Гуляет со своей нянюшкой, - ответил ласс Эскильд. – Погода стоит чудесная, мир наполнен ароматами возрождающейся жизни, и юная лаисса Эскильд стала подолгу пропадать за пределами родового замка.

Ландар тогда едва выдержал, чтобы не броситься на ее поиски, но смирил душевный порыв и скопившуюся тоску, заставив себе еще какое-то время вести беседу с благородным лассом и его супругой. Он уже изрядно утомился и подумывал, что теперь можно и покинуть замок, отправившись на поиски Ани, когда за дверями приемных покоев раздались звуки легких бегущих ножек, и к ним ворвалась юная лаисса Эскильд.

- Ах, матушка, батюшка, до чего чудесный нынче день! – воскликнула она и рассмеялась, заставив Ландара тяжело сглотнуть.

Он вдруг вновь почувствовал себя взволнованным мальчишкой в период своей первой любви, робким и восторженным юношей. Наместник не сводил восхищенных глаз с Анибэль. Она зажмурилась, прижала к груди руки, в которых была сжата охапка смилеварнов, и кружилась, продолжая счастливо смеяться.

- Ани, - строго одернул ее отец, и Ландар разозлился на него за то, что не дал и дальше любоваться этим чудным видением самой Весны. – У нас важный гость.

Анибэль остановилась, охнула и зарделась, став еще прелестней. Затем вдруг спрятала за спину свой букет смилеварнов и сдержано кивнула, но вновь охнула, тут же склоняясь в почтительном поклоне, как того требовал свод правил поведения. Ландару хотелось крикнуть: «Нет! Не кланяйся, лучше улыбнись так же радостно, как ты всегда это делала!». Но, конечно, он этого не сделал, ответив церемонным поклоном на приветствие юной лаиссы Эскильд.