Наследница по кривой

Но тут до меня дошло, что как-то неловко валяться у него в ногах. Сам-то Матиас встал и теперь вглядывался в кустарник. А уж после того, как он наклонился и взял меня за руку, явно намереваясь поставить на ноги, я никак не могла оставаться в лежачем положении. Если, конечно, не хотела, чтобы Матиас отволок мое безжизненное тело в агентство, дабы оттуда вызвать полицию.

Глубоко вздохнув, я зажмурилась и позволила ему помочь мне встать. Не знаю уж, почему я крепко-накрепко зажмурилась. Смысла в том не было никакого. Вряд ли в убийстве есть такое правило: если жертва не видит пулю, предназначенную ей, то пуля пролетит мимо. Если бы такое правило существовало, я бы, наверное, не открыла глаз до следующего Рождества. И Матиасу, чтобы довести меня до агентства, пришлось бы стать моей собакой-поводырем.

Мне почудилось, что Матиас задержал мою руку в своей несколько дольше необходимого, но, вероятно, просто разыгралось воображение. С закрытыми глазами все кажется слегка нереальным.

Встав на ноги и не услышав выстрела, — или, что важнее, не почувствовав его, — я заставила себя открыть глаза и оценить нанесенный мне ущерб. На колготках, по правой ноге, тянулась длиннющая стрелка, ладони были исцарапаны в кровь, а на моем удачном приобретении — платье с цветочным рисунком от Лиз Клэйборн — между цветами чернели комья земли.

— С вами все в порядке? — переспросил Матиас. Он подался ко мне, словно ожидал, что я вот-вот потеряю сознание. Вероятно, человек, который поднимается на ноги с закрытыми глазами, вызывает у наблюдателя странное чувство.

Сам Матиас выглядел молодцом. И хотя в голове изрядно шумело, я не пожелала, чтобы меня причислили к разряду беспомощных дамочек, которые из-за каждого пустяка хлопаются в обморок.

— Да-да, все нормально, — пробормотала я и беспечно махнула рукой, словно свист пуль над головой слышу по два раза на неделе. — Какие проблемы! — Понимая, что улыбнуться так, чтобы губы не дрожали, не удастся, я ограничилась кивком. — Все отлично. — Пожалуй, последнее слово я произнесла с излишним нажимом.

Увы, я не могла сказать того же о входной двери агентства. Стрельчатое окошко было разбито вдребезги, сантиметрах в двадцати над дверной ручкой зияло круглое отверстие. От одного его вида мое сердце снова принялось грохотать. Я отвела глаза от разрушений, ловко переступила через осколки стекла, повернула ключ и устремилась внутрь здания. Матиас не отставал.

Пока он звонил в полицию, я сделала то, что обычно делаю, когда сильно расстроена. Отправилась прямиком на малюсенькую кухню, открыла холодильник, вынула одну из двухлитровых пластиковых бутылок кока-колы, которые всегда держу там про запас, и налила себе большой стакан. Добавив очень много льда. Когда немного погодя в кухню вошел Матиас, я уже осушила полстакана одним глотком.

А если вы за один присест вольете в себя большое количество газированного напитка, вам очень захочется рыгнуть. Моя мать наставляла меня, когда я еще училась в начальной школе: настоящие дамы-южанки никогда не рыгают. Конечно, я уже тогда знала, что мама врет. Здравый смысл подсказывал, что дамы-южанки не могут время от времени не рыгать, иначе у бедняжек внутри скопится столько воздуха, что в один прекрасный день все ваши знакомые дамы, живущие на юге, лопнут и разлетятся на мелкие кусочки. А поскольку я никогда не слыхала, чтобы дамы сами по себе взрывались, то понимала, что мама в очередной раз вешает мне лапшу на уши. У моей матери было несколько любимых блюд из лапши. Например, "дамы-южанки всегда ступают мелкими шажками". Или "дамы-южанки всегда позволяют мальчикам выигрывать". И самая свежая новинка из лапши, которой она меня угощала, когда я уже заканчивала школу, — "дамы-южанки понятия не имеют, что такое французский поцелуй".

Многолетнее воспитание в антирыгательном духе не проходит бесследно, и сейчас я не могла позволить себе издать столь неприличный звук в присутствии Матиаса. Поэтому, слушая его, выдавливала из себя воздух по чуть-чуть. Словно спускала шину.

Матиас оставался верен себе: он сразу перешел к делу.

— Итак, какие у вас соображения? — вопросил он. — Кто, по-вашему, в нас стрелял?

Я лишь глядела на него, вытаращив глаза и громко кашляя, чтобы заглушить шум спускаемой шины. Произнеси я хоть слово, и воздух из моей шины вышел бы разом, поэтому я пожала плечами и помотала головой в надежде, что на международном наречии мой жест означает: "А мне почем знать?"

Похоже, я правильно выражалась на международном языке. Матиас кивнул, словно отлично меня понял, и небрежным тоном обронил:

— Кто бы это ни был, либо он невероятно дрянной стрелок, либо просто пытался запугать нас.

Но, должно быть, выстрелы, подпалившие ему волосы, произвели на Матиаса более сильное впечатление, чем он хотел показать, потому что он вдруг принялся довольно удачно подражать Леонарду Аккерсену. Казалось, какая-то пружинка не дает ему устоять на месте. Он мерил шагами маленькую кухню, напоминая зверя в клетке.