Еще немного посидев, мы сговорились, что встретимся у Ивана Никитича Большого и уже от него отправимся в Нагим, а точнее, к старшему брату царицы, Михаилу Федоровичу.
Покинув подворье князя, мы направились домой к деду.
— Ну, как прошло? — первым поинтересовался дедушка Прохор.
— Вроде неплохо приняли. Даже сильно в должники не загнали, так, прощупали. Думается, если все удастся, вот тогда с меня не слезут да окрутить попытаются, а пока спугнуть или еще чего опасаются. Завтра к Нагим поедем, с ними говорить будем, — ответил я и тут же поинтересовался: — Вас-то хоть покормили?
— Покормили, и весьма неплохо, — довольно произнес Прокоп.
Весь остальной путь я провел в раздумьях, прокручивая прошедшую встречу в голове.
Вечером с дедом и Прокопом обсудили возможные варианты, как могут пойти события. Прокоп же сообщил, что строительство моего подворья в Белом городе почти уже закончено. Надо будет холопов прикупить, дабы они дальше все обустраивали.
Ближе к полудню захватив людей, так сказать, свою свиту, в которую вошли дед и Елисей с пятеркой послужильцев, я отправился к Одоевским. Прокопа же с Богданом отправил прикупить холопов и обустроиться, дабы часть людей отправить уже туда. Чувствовал, что подворье может пригодиться.
Встретившись с братьями Одоевскими и Хованским, мы отправились на подворье Нагих.
Ворота нам быстро открыли и приняли коней, а после повели в терем, где первым вышел нас встречать худощавый мужчина, одетый в богатый кафтан.
— Вот и явились, — уперев руки в бока, произнес он заплетающимся языком, и его повело. — Все забыли, а тут вспомнили и прибежали, чего не кланяетесь царскому родичу-то? А? — прикрикнул он, лицо же было наглое, и смотрел он на нас с презрением.
— Да он же пьян, — вырвалось из меня.
— Григорий это, младший брат царицы, — тихо произнес Иван Малой.
Вот мне совсем не понравилась такая встреча, а морда Гришки так и просила кирпича.
Не успели мы ничего сказать, как хлопнула дверь и на веранде появился еще один мужчина, одетый также в дорогой кафтан нараспашку и богато вышитую рубаху.
Он был по старше Гришки, в бороде уже поблескивали седые волосы, да и ростом повыше, немного более прямой нос и широкий лоб с залысинами, но общее сходство было.
— Охолони, брат, ты чего такое говоришь? Люди пришли к нам знатные да родовитые, только отрок мне незнаком, — произнес вышедший мужчина.
— А чего это они кланяться не хотят, царевым родичам, — буркнул Григорий и скривился.
«Не только пьянь, но и дурак к тому же», — промелькнула у меня мысль.
— Здрав будь, Михаил Федорович, — заговорил Хованский и немного склонил голову. — И ты будь здрав, Григорий Федорович, — уже совсем другим тоном сказал Иван Андреевич, следом и мы поприветствовали Нагих.
— Прав ты, Михаил Федорович, по делу пришли, да непростому. Самого царя оно касается, оттого и к вам пришли, что вы царевы родичи и сможете верно рассудить, — включился в беседу Иван Большой Одоевский.
— Ох ты ж, — со смешком произнес Григорий и скривил лицо, тут же заработав недовольный взгляд Федора.
— Непростые ты слова произнес, Иван Никитич, — задумчиво произнес Федор. — Понимаешь же, что до царя донести нам придется.
— На то и рассчитываем, — кивнул Хованский, и Федор Нагой повел рукой в сторону дома.
Пройдя внутрь, мы разместились в одной из светлиц и уселись за стол, Гришка себе сразу налил вина в кубок и тут же осушил.
— Так что у вас за дело, да еще и царево? — тут же поинтересовался Федор, не став ходить вокруг да около.
Хованский тут же посмотрел на меня, а следом и братья Одоевские, и, вздохнув, достал из сумки грамоту Марии, что предназначалась Нагим, протянул ее Хованскому, а тот уже и Федору, у которого от такого действия брови взлетели удивленно, а Григорий тут же нахмурился, но промолчал.
Внимательно оглядев грамоту, Федор только хмыкнул.
— Чего там? — буркнул Гришка, смотря на грамоту.
— Печать Старицких на грамоте, — непонятным тоном протянул Федор и, сломав печать, начал читать ее.
Читал он по слогам и медленно, так что у меня уши вяли.
— Мария Владимировна о родиче своем пишет, о племяннике. Только я в толк не могу взять, откуда он взялся. Она ж последняя, — нахмурился Федор.
— Ну, это да, Василька-то последний был из Старицких. Может, она и про кого другого ведет речь, — нагло ухмыльнулся Гришка.
«Василька», — пронеслось в голове, меня даже злость начала разбирать. Как это пьянь смеет так о деде говорить?
— Василий Володимирович он! — твердо произнес я. В руке же серебряный кубок, который я держал, начал сминаться.
— Хах, — осклабился Гришка, явно готовый что-то ляпнуть, но тут ему на плечо положил руку старший брат. Который внимательно на меня смотрел, и он явно был поумней младшего, хотя, как по мне, недалеко ушел.
— Так это о тебе, что ли, писано в грамоте? — задал он вопрос.
— Обо мне, — кивнул я.
— Так кто же ты такой? Что, Мария Владимировна называет тебя племянником, — веско спросил Нагой.