Наследие предков

— Ну так я напомню тебе, мразота. Вот, записка этого Баграмяна, которую он оставил у себя на столе. Тут все черным по белому: «Мы с Диггером уходим искать туннель, который велел найти начальник. В Загорского просто бес вселился, весь на энтузиазме. Видимо, это выпитый с Борщовым алкоголь так на него повлиял. Хотя Рита Гжель сказала, что кроме алкоголя он употребил еще что-то. Судя по всему, желтый мох. Она пошла с нами, потому как теперь за Диггером надо медику приглядывать. Угомонить его все равно не получается. Борщов лежит в отрубе». Ну что, падла, вспоминаешь?! — Самохин стал трясти листком бумаги перед лицом Василия.

— Нет… я не помню… — дрожащим голосом проговорил Борщов.

— Но тебе оказалось мало того, что ты утаил от меня и должен был скормить красноторовцам. Ты еще и аптеку Гжелихи взломал!

— Нет…

— Нет?! Там шкафчик с препаратами взломан, и ботинок твой валяется!

— Нет… — Борщов схватился руками за голову и присел на корточки. — Нет… Не может этого быть… я не мог… это подстава какая-то…

— Гнида! — Самохин с размаху пнул Борщова в живот.

Несчастный завалился на бок и, свернувшись калачиком, зарыдал:

— Простите! Простите меня!

Весь мир, так четко выстроенный им, сейчас рушился прямо на глазах. Ему всегда казалось, что ключ к выживанию для него, это беззаветная, собачья преданность хозяину. И это всегда работало. Они пережили ту страшную катастрофу. Пережили главное лихолетье. И все для Василия шло хорошо, в рамках сложившихся условий. Он всегда был тенью и правой рукой своего хозяина. И вдруг теперь, по какой-то дикой, нелепой случайности, которую он никак даже не мог осознать, великодушие и расположение хозяина растворилось во мраке этого сырого подвала. А сам Василий Борщов разом превратился из особо приближенного к хозяину подчиненного в жалкую крысу, которую хозяин желал растоптать…

* * *

На территории военно-морского училища находилась небольшая часовенка незамысловатой архитектуры. Буквально каменный короб с щелями узких окон и цилиндрической башенкой на крыше, которую венчала «луковица» православного купола. Теперь остался один выгоревший короб, сменивший цвет белого мела на густые мазки черной копоти. В ближайшем разрушенном корпусе училища действительно имелся тайник с полудюжиной железных бочек. В пяти был бензин, который Тигран, наверное, годами сливал из разбитых машин, а шестая оказалась на четверть заполнена дизельным топливом.

— А чего соляры так мало? — разочарованно поморщился Михеев.

— Ну, так ее я по возможности сразу в форт таскал, — развел руками Баграмян. — Там бензин нужен не так, как масла и солярка: лампы масляные, несколько электрогенераторов… А тебе что, пятидесяти литров мало?

— Ну, хотелось бы побольше. Машинку ведь еще в Союзе проектировали. Тогда ни олигархов, ни атомной войны не было. Счету топливу не знали. Двигун, конечно, не самый прожорливый, но аппетит у него хороший. У тебя есть еще такие тайники?

— Есть. Забирайте эти полста и поедем дальше.

Загорский стоял чуть в стороне и с тоской смотрел по сторонам. Практически ничего, кроме корпуса часовни, здесь не устояло. А ведь когда-то давно здания училища со стороны казались ему весьма крепкими. Александр думал о военных моряках-офицерах, которые год за годом выпускались отсюда, получая золотые лейтенантские погоны. Некоторые из них погибли еще задолго до войны, на атомных лодках «Комсомолец» и «Курск». А кто-то дожил до того рокового дня. Не вышел еще на пенсию либо только начинал службу. Кто-то из бывших питомцев этого училища наверняка служил на подводных атомоходах и принимал участие в этом термоядерном хороводе смерти. А еще сюда хотел после школы поступить его одноклассник, рыжий мальчуган с соседней улицы по имени Егорка Хрусталев. И быть военным, как его отец, старший брат и дед.

Над опустошенным ядерным ударом районом города царила гробовая тишина. Как и полагается в царстве мертвых. Но отчего-то эта тишина совсем не вязалась с рассказами добытчиков о странных существах, появившихся в городе и окрестностях спустя годы после всеобщего конца. Тигран, правда, ничего подобного не сообщал. Он вообще не любил говорить о своих походах и о мире вне катакомб Пятого форта. Наверное, и в самом деле все появившиеся после Катастрофы твари сами перепугались непривычного для мертвого города рокота колесящей по нему бронемашины, и посему их не было видно.

Рита также стояла в стороне и с неописуемой глубины тоской смотрела на сгоревшую часовню, потирая и массируя озябшие ладони — день выдался пасмурным и довольно прохладным.

— Так, ну все, по машинам, — хлопнул в ладони Баграмян, когда Михеев и Кныш залили дизельное топливо из тайника в бак бронетранспортера. — Саня, давай, поехали! Маргарита Казимировна! Прошу, карета подана…

* * *