— Каких двадцать три! — махнула рукой Франя. — Поди в году этом ей ужо двадцать восемь стукнет! Она ж на три годка тебя моложе!
— Двадцать восемь? — не поверил своим ушам Радомир. — А выглядит моложе…
— Если бы ты в школу со всеми детьми ходил, знал бы больше о люде, с которым живешь. Но ты ж у нас знатный ребенок.
— Причем здесь это? — не понял Радомир.
— А притом! Люд к тебе простой редко идет: им проще ко мне обратиться или самим лечится, как знают они.
— Это потому, что в методы мои они не верят. Им знахарку подавай, а не врача.
— Все равно им, к кому ноги свои нести, коли беда в дом нагрянет, но к тебе они в последнюю очередь идут, когда выхода другого нет, — тихо ответила Франя. — И не потому, что в методы твои не верят, а потому, что ты человек знатный и далекий от жизни их простой. Не свой ты для них, понимаешь?
— А ты, значит, своя?
— Я из простой семьи, Радомир, а ты — нет.
— Выходит, изгой я для люда нашего, такой же, как и Аврора? — улыбнулся Радомир.
— Ты себя с дурой не равняй! — шикнула Франя. — У нее будущего нет, а у тебя есть!
— У всех будущее есть, — вздохнул Радомир.
— Жаль мне тебя, Радомир. Ты все гибель Елены пережить не можешь. Вон смотри, как Катька на тебя вешается? Она ж тоже мужа своего схоронила, это и объединяет вас. Так ты не глупи, Радомир. Женщина она хорошая, видная. И родить еще сможет.
— Не тянет меня к ней, понимаешь? — ответил Радомир.
— А к кому тянет? — прошипела Франя. — К Авроре-дуре?
— Ерунду не моли языком своим старым! — повысил тон Радомир.
— Я тебя насквозь вижу! Моя б воля, выгнала бы я взашей эту бритую да пусть бы шла восвояси! Толку от бабы такой все равно никакого: порченая она природой и дети порченые от нее будут!
Радомир молчал, глядя в распахнутые двери, в которых застыла Аврора. Франя обернулась и, побагровев до корней седых волос, тут же отвернулась.
— Франя, госпожа проснулась да есть просит, — произнесла Аврора. — Может, вы кашу ей сварите?
Франя откашлялась.
— Да, конечно сварю.
— Только молока не пожалейте. Она ж у нас не привычная кашу на воде еси… — Аврора засмеялась и подошла к Фране, склоняясь над ней и заглядывая в раскрасневшееся лицо. — Франя, вы чего такая хмурая? Случилось что?
Франя вымученно улыбнулась и покосилась на Радомира. Он не двигался и внимательно наблюдал за происходящим.
— Да, ничего со мной не случилось! Опять ты ерунду какую-то городишь!
Аврора разогнулась и надула губы:
— Зачем же вы меня обижаете! Если говорить не хотите, так и скажите: не лезь Аврора не в свое дело!
— Аврора, не лезь не в свое дело! — ответила Франя. — На вот лучше баночку стеклянную возьми да пописай в нее, — Франя протянула ей одну из пустых банок. — И чтобы сюда принесла наполненную! Все поняла?
— А зачем это? — нахмурилась Аврора.
— Вопросов много задаешь! — шикнула Франя. — Иди, давай, работай! Госпожа твоя, небось, совсем одна осталась, пока ты тут шатаешься!
— Да нет, — улыбнулась Аврора. — С ней Катерина пока сидит.
— Давай, иди отсюда! У Радомира дел невпроворот, а ты его задерживаешь!
Аврора баночку в руках сжала да к двери направилась. И остановившись в проеме дверном к Фране обернулась:
— Франя, скажите, мне штаны мои велики?
— Да, нет, вроде… — пожала плечами Франя. — Я бы сказала, что малы они тебе, Аврора.
— А Радомир говорит, что велики! Говорит, что мне меньший размер нужен, чтобы он на зад мой мог налюбоваться вдоволь!
Радомир закрыл глаза и медленно выдохнул. Открыв их, он понял, что Аврора по-прежнему стоит в дверях и ресницами хлопает, в то время, как Франя его взглядом сверлит, да губы от злости поджимает. Будь Аврора обычной женщиной, Радомир сказал бы, что только что его очень ловко подставили. Но Аврора обычной женщиной не была… И тут Радомир прищурился, внимательно глядя на невинное выражение лица Авроры. Да нет… С дураками всегда так: они как дети, простые и прямолинейные.
— Иди, Аврора, — кивнул Радомир. — Работой займись!
Аврора вышла за дверь и стала ее закрывать. Радомир продолжать внимательно на Аврору смотреть и, когда дверь уже практически закрылась, увидел, как губы Авроры искривляются и превращаются в оскал. Дверь захлопнулась, а перед дверью осталась стоять Франя, которая успела к тому моменту упереть руки в бока.
— Да шутка то была, Франя. Пошутил я неумело.
— Ну и шутки у тебя, Радомир. Гляди, дошутишься!
— Ладно, Франя. Ты иди, работай. И кашу Терре свари.
— Я на воде сварю. Так для живота ее лучше будет.
— Свари на молоке: ей сейчас есть хорошо надо. Да и вообще, по стакану молока ей приноси, чтобы на завтрак, обед и ужин пила его. Ей будет полезно.
— Молоко? А ей от него худо не станет?
— Не станет. Все, иди давай, мне работать нужно.
Франя кивнула и оставила Радомира одного. Правда, ненадолго. Спустя с минуту в кабинет вошла Катька.
— На ужин сегодня в Главный дом придешь? — спросила она.
— Приду.
— Правда, что ли? — улыбнулась Катерина. — Тогда я свой лучший наряд надену, чтобы тебе приятнее смотреть на меня было.
Опять двадцать пять… Достало уже…