Наследие чародея (Изавальта - 1)

- Мне приснился сон, Аваназий. Кошмарный сон. - Медеан игриво оттолкнула его, но ее руки по-прежнему покоились у него на плечах. Она стала рассказывать, и слезы потекли по ее щекам. - Я была старой, сумасшедшей женщиной, запертой в своем дворце. Я всего боялась - огня, Жар-птицы, своих слуг... А тебя со мною не было. Я убила тебя, Аваназий! - Она отшатнулась от него. - Я тебя убила.

- Ты не могла меня убить, - сказал он, накрывая ее руки своими ладонями. - Зачем? Я бы сам отдал свою жизнь за тебя. Ты ведь знаешь.

- Знаю. - Она кивнула, но плакать не перестала. - Но я бы никогда об этом не попросила...

Калами взял Медеан за подбородок, чтобы она взглянула Аваназию в глаза:

- Кто знает, возможно, тебе придется это сделать. Ведь ты императрица.

Теперь уже она оттолкнула его по-настоящему, отвернулась и стала смотреть на долину, что лежала внизу, под холмом. Калами узнал это место здесь была заключена в клетку Жар-птица. Здесь Медеан в последний раз говорила с Аваназием. Здесь должно быть принято решение.

- Я не хочу быть императрицей! Пусть ею будет кто-нибудь другой. Освободи меня от этого.

- Ты действительно этого хочешь, Медеан? - спросил он, подходя ближе.

- Да! - Она резко обернулась к нему. - Всем сердцем. Если не буду императрицей, никто не будет меня обманывать, никто не станет добиваться моей любви ложью. Я буду просто собой, и мне уже не придется жалеть о том, что я появилась на свет.

Калами (в облике Аваназия) покачал головой:

- Я и не знал, что ты так глубоко это чувствуешь.

Она недоуменно на него уставилась:

- Как ты мог этого не знать?! Разве я когда-нибудь говорила что-то другое?

Он пожал плечами:

- Я думал, это просто легкомыслие юности. У всех бывают такие моменты, когда хочется быть кем-то другим.

Медеан стала спускаться вниз по травянистому склону. Ее золотые волосы поблескивали в лучах солнца.

- Мне лгут, и лгут, и лгут - а все из-за того, кто я, - сообщила юная Медеан зеленой долине. - Вокруг меня одно притворство, потому что я - дочь своего отца. Мной играют, словно пешкой, словно куклой, которая умеет лишь открывать и закрывать глаза. Как же я могу не желать быть кем-то другим?

Калами склонил голову:

- Я могу освободить тебя, Медеан.

- Да? - Она мгновенно обернулась, вся - внимание.

- Да. - Заложив руки за спину, он шагнул к ней. - Это не просто, но возможно.

- Как? - спросила Медеан.

- Думаю, ты знаешь.

Она недоуменно покачала головой - так наивно, по-детски...

- Тогда я скажу тебе. - Калами взял ее за руки. Они еще были гладкими и мягкими. Мозоли и шрамы появятся гораздо позже, вместе с годами хранения власти и тайн. - Вместе с Жар-птицей ты посадила в клетку и саму себя. Самая глубинная часть твоей души связана с этим заклятьем, ты неотделима от него.

Медленно, с неохотой Медеан отняла руки.

- Но я не могу освободить Жар-птицу. Она сожжет Изавальту.

- Да, ты не можешь ее освободить. - Калами улыбнулся улыбкой Аваназия. - Но ты можешь отдать ее мне.

- И ты возьмешь ее? - прошептала Медеан, словно боялась, что слишком громкое слово может спугнуть такое счастье.

Калами поклонился и торжественно произнес:

- Да, Медеан. Расскажи мне, как хранить клетку, и я заберу ее. Ты больше не будешь императрицей. И птица, и государство будут в надежных руках, а ты будешь свободна.

Калами протянул ей руку, руку Аваназия. Как все просто! Предмет мечтаний Медеан, единственный человек, которому она верила, и ее собственные страхи - все сошлось здесь, где она беззащитна. Наконец-то она в его власти, наконец-то!

Но не успел Калами дотронуться до Медеан, как она попятилась:

- Так нельзя.

- Можно. И ты это знаешь. Ну же, Медеан. - Калами снова придвинулся ближе, протянул к ней руку и стал убеждать ее мягким, но настойчивым голосом Аваназия. - Если ты действительно этого хочешь - позволь мне снять с тебя непосильное бремя. Ты ведь всегда этого хотела! Так соглашайся скорей.

- Я буду свободна, - зачарованно протянула Медеан и стиснула его руку. - Я все-таки буду свободна.

Но как только Калами почувствовал прикосновение ее чистой, свежей ладони, он понял: что-то не так. Он уже не был Аваназием. Он был мальчишкой, восьмилетним ребенком, с ужасом глядящим в лицо отца - мрачного, морщинистого человека, сгорбленного тяжелой работой.

- Вздумал надуть меня? - заревел отец, хватая его за шиворот. - Думал, я не дознаюсь!

- Нет, папа... - Ему было больно. Сейчас его будут бить, и будет еще больнее...

- А я-то еще тебя защищал! Хотел сделать из тебя порядочного человека! Но нет, тебе этого мало! Тебе подавай великое прошлое. Совсем уже свихнулся с этим прошлым да со своей местью.

- Папочка, ну пожалуйста, я должен! - кричал Вэлин. Отец узнал о ночных уроках в сараях и закоулках. Он узнал про гороскоп, кости, кровь и маленький барабан. - Они нас убивали! Они сотрут даже память о том, какими мы были! Этого нельзя допустить! Мы же были великими! Они нас боялись!

- А кого ты сейчас боишься, гаденыш? - Отец рывком притянул его к себе, и Вэлин почувствовал запах его дыхания. Отец ухватил его голову и вывернул так, чтобы Вэлин глядел ему прямо в глаза. - Кого?