- Неужели? - Медеан удивленно вскинула брови. - Так значит, вы ничего не хотите сказать мне - здесь, сейчас, пока мы одни? Ничто вас не тревожит? И не было никаких встреч, никаких разговоров, от которых у вас теперь неспокойно на душе?
Пешек встретился с ней взглядом. Когда он успел постареть? Вокруг небесно-синих глаз появились морщинки, кожа потемнела от солнца и времени. В его волосах вот уже много лет серебрилась седина, но теперь они стали совсем белыми. Когда-то румяные щеки теперь обвисли. Но глаза, глаза его оставались такими же ясными и молодыми, как и прежде, даже когда он открыл свой старческий рот и солгал:
- Нет, Ваше Величество, ничего.
Медеан вздохнула и отвела взгляд:
- Ах, Пешек, как мне жаль вас.
- Простите, Ваше Величество?
- Как она смогла убедить тебя? - Взгляд Медеан переместился с жаровни на чашку, а потом на скатерть. Только не смотреть в его глаза. Она не могла видеть, как эти ясные знакомые глаза будут ей лгать. - Она сказала тебе, что я помешалась? Что Изавальта в опасности из-за моей слабости?
- Ваше Величество...
У Медеан комок стоял в горле. Она отхлебнула кофе и, хотя напиток был разбавлен сахарным сиропом, ощутила на языке жгучую горечь.
- Наверное, она даже сказала, что это я виновата в болезни Микеля?
- Никто не говорил мне этого, Ваше Величество, - негромко ответил Пешек. - Кроме вас.
Силы изменили Медеан. Чашка выскользнула из ее пальцев, выплеснув на белую скатерть порцию мутной жидкости, затем покачнулась на краю стола и упала на пол, разбившись вдребезги. Слуги опять засуетились, бесшумно навели порядок и принесли новую чашку, в которую налили новый кофе. Через секунду ничто не напоминало о маленьком происшествии.
Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.
- Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?
Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.
- Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.
Медеан ударила кулаком по столу.
- И куда же он делся, этот выбор? - Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету. - Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно сделать выбор между Хастинапурой и Изавальтой?
Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.
- Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни. - Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла. - Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не...
Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.
- А не к кому, Пешек?
Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза - вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.
- Не к лорду-чародею, Ваше Величество, - ответил Пешек недрогнувшим голосом. - Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что...
"Я не стану этого слушать". Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.
- Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса. - Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды. - Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать. - Как ты смеешь в чем-то его обвинять!
- Смею, потому что знаю правду.
Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.
Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.
- Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.
Пешек опустил взгляд:
- Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.
- Слишком поздно, лорд Пешек.
- Да, я понимаю.
Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени и одернул полы кафтана. Даже теперь он заботился о своей наружности.
- До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, изрекла Медеан.
Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.
- Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.