В комнате царил полумрак, работала только подсветка капсулы. Но я сразу увидел силуэт в дверном проёме.
Отец.
Мне поначалу показалось, что глаза его светятся в полутьме, как у кошки, и на фоне абсолютно чёрного, скрытого темнотой лица это смотрелось жутковато. Но потом он чуть повернул голову, и эффект исчез. Просто отсвет в глазных имплантах.
— Кажется, я опоздал… — проговорил он глухо, не сходя с места.
— Тебя только это беспокоит? — с неожиданной даже для себя самого злостью огрызнулся я. — А не то, что п-произошло пятнадцать лет назад?
Он вздохнул. Глаза мне вдруг резанул свет — освещение в комнате включилось само собой. Отец молча прошел к креслу и опустился в него. На меня он не смотрел, будто избегал встречаться взглядом. Опустил глаза в пол и надолго замер так.
Я-то тоже не горел желанием разговаривать. Но и сидеть, как истукан, в раскрытой капсуле тоже было глупо. Я выбрался, наконец, из ложемента и прошелся по комнате. Ноги были ватными, сам я за время сеанса в игре взмок, будто после изнуряющей тренировки в зале. Больше всего сейчас хотелось просто забраться в душ не меньше чем на четверть часа. А ещё лучше — завалиться спать. Я за день вымотался так, что меня шатало, как пьяного.
Правда, заснуть сейчас я всё равно не смогу.
— Что она тебе сказала? — наконец, нарушил молчание отец.
— Не всё ли равно? Лучше расскажи сам. П-правду. Хватит уже всех этих т-тайн и недомолвок!
Откинувшись на спинку кресла, он тяжело вздохнул. Проговорил задумчиво, глядя куда-то мимо меня. Будто не на вопрос отвечал, а просто рассуждал вслух.
— У меня… никогда не ладилось с женщинами… Я был слишком замкнут, слишком погружён в свои проекты. Порой мог неделями не вылезать из комнаты, питаясь одним фастфудом из доставки. Не брился, не стригся месяцами, походил на какого-то средневекового отшельника…
Он усмехнулся своим воспоминаниям.
— А потом появилась Анастасия. Наши отношения даже сложно было назвать романтическими. Мы были просто… Словно единственные представители какого-нибудь инопланетного вида, помещенные в человеческое общество. Никто не понимал нас так, как мы друг друга. Мы были для остальных фриками, этакими безумными учёными из старых фильмов. Но это было неважно. Нам, собственно, никто и не нужен был, кроме друг друга…
Зажмурившись, он потер кончиками пальцев лоб. Продолжил после изрядной паузы.
— Когда мы узнали о её диагнозе…. Впервые в жизни я ощутил такой ужас. Она поначалу была настроена оптимистично, сама прорабатывала разные схемы лечения… Но я почему-то сразу почувствовал, что это конец. И это было всё равно, что потерять половину себя. Только медленно. Словно растянутая на несколько месяцев пытка… И, когда мы испробовали все мыслимые средства, то перешли к немыслимым. Но всё же… я её потерял.
Он снова замолчал. Я, наконец, опустился в кресло напротив него.
— Мне жаль, — выдавил я, и он рассеянно, невпопад, кивнул.
— Софию… Я тоже потерял. Но в этом уже исключительно моя вина. Твоя мама… Она помогла мне пережить ту потерю, и со временем стала главным человеком в моей жизни. А потом появился ты… Для меня началась совсем новая жизнь. Но воспоминания об Анастасии постоянно тянули меня в прошлое. И этот злополучный проект «Саламандра»….
В голосе его прорезались раздражённые нотки.
— Я действительно работал, как одержимый, не обращая внимания ни на что вокруг, не желая прислушиваться к чужим мнениям. Не замечая, как из-за этого мы с Софией начали отдаляться. Тогда мне казалось, что она попросту ревнует меня, требует внимания. Что это всё глупые женские эмоции. Но сейчас, годы спустя, обдумывая всё это уже с холодной головой, я понимаю, что она пыталась уберечь меня. Всю нашу семью…
— Ты ходишь вокруг да около, — сухо проговорил я, рассеянно поглаживая кончиками пальцев шрам от ожога на шее. — Что п-произошло в тот вечер?
— Мы… поссорились. Сильно поругались. Я как раз узнал об их связи с Кристофером. Хотя… Дело даже не в измене как таковой. Гораздо больше меня задело то, что они с Крисом задумали в обход меня передать наработки по Анастасии Конраду. Мы тогда все висели на волоске от окончательного банкротства, и они думали, что это шанс… Впрочем, они были правы. Но я был тогда слишком упрям для того, чтобы признать это.
— И ты убил её, — дрожащим голосом проговорил я.
Это был даже не вопрос. Утверждение. Если после того, что помогла мне вспомнить Анастасия, у меня ещё оставались сомнения, то сейчас, глядя, как он дрожит, как тщательно подбирает слова, как смотрит мимо меня, неосознанно потирая ладони…
Сомнений у меня не осталось. И, кажется, он сам это понял. Потому что впервые за весь вечер взглянул, наконец, мне в глаза. Лицо его приобрело странное бесстрастное выражение — будто он сознательно отключил всю мимику. Бледная восковая маска с поблескивающими от подступившей влаги глазами.
— Я не рассчитываю на то, что ты простишь меня, Террел. Потому что сам я себя так и не простил. Но, когда я узнал, что ты жив, и что ты втянут в эту заваруху с «Blue Ocean»… Единственное, чего я хочу — это помочь тебе.