Наследие 2

— С трудом, — поморщилась Алена. — Общественность реагирует, но активная часть невелика в сравнении с общей массой. Бизнес опасается заниматься переработкой отходов, официально называют эту тему «неблагодарной». Сама знаешь, и за ГМО, и за пластиком стоят одни и те же силы, и связываться с ними рискнет не каждый. Даже сугубо коммерческие примеры развитых стран, перерабатывающих свои отходы и извлекающих из этого выгоду, не стимулируют предпринимателей инвестировать в переработку мусора. Кто-то говорит, что это невыгодно, кто-то пеняет на коррупцию, что сожрет всю рентабельность, кто-то и вовсе всерьез считает, что просто выбросить кучу отходов куда подальше намного выгоднее, чем нести расходы по её утилизации. А экология — да и бог с ней. Можно купить себе виллу на заграничных морях и укатить туда. На наши инициативы откликаются в основном простые люди, и это уже сдвиг с мертвой точки. Проводятся акции по уборке мусора, активисты и неравнодушные вычищают свои улицы, а иногда и целые районы, но главная проблема далека от решения. Огромные мусорные свалки растут с каждым днем. Сейчас в России мусора с две Москвы, и чего ждут власть имущие, не понятно. Когда их будет со сто две Москвы, что ли? Вот тогда и начнем бороться за экологию? Только к тому моменту, боюсь, у нас уже не останется экологии! — Она невесело покачала головой. — В общем, нам ещё бороться и бороться. Что было на саммите регионов?

— Подвели итоги существования европейских зон, свободных от ГМО, за прошедший период, — ответила Виктория. — Главное, конечно, произойдет на Конгрессе в Женеве, но саммит оказался очень полезным. У наших европейских коллег гораздо больше рычагов противостояния ГМО, чем у нас. Их страны подписали и Картахенский протокол, и Орхусскую конвенцию. Это дает им право требовать от правительств соблюдения их основных положений. Ведь Орхусская конвенция недаром называется «О доступе к информации, участию общественности в принятии решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды». Она дает государственные гарантии участия общественности в процессах принятия решений об использовании ГМО и о преднамеренном высвобождении трансгенов в окружающую среду. У нас этого нет.

А вот, например, в Норвегии ещё с 1993 года действует закон о ГМО. Важное место в нем занимают вопросы оценки рисков, связанных с генной инженерией и преднамеренным выращиванием трансгенов. Общественность там имеет доступ к принятию решений по выдаче разрешений на использование ГМО практически на всех стадиях. Тексты всех документов до принятия вывешиваются в Интернете, и любой представитель общественности может оставить свой комментарий, его обязана рассмотреть специальная комиссия. Если комиссия не согласна с комментарием, должен быть представлен аргументированный ответ.

В Канаде теперь по закону компания, инициирующая проект, который может иметь влияние на окружающую среду, обязана финансировать контрисследования влияний этого проекта.

В Сербии Государственный закон о биобезопасности вообще крайне категоричен. ГМО в стране запрещено. Сельхоз угодья регулярно проверяются, и в случае обнаружения даже одного ГМ-растения всё поле выжигается. При этом виновнику грозит штраф в размере порядка ста тысяч евро или лишение свободы на срок до двух лет. В результате выращиваемая в Сербии соя одна из немногих чистых линий этого растения, ещё сохранившихся в мире.

— Для нас подобный закон больше сопоставим с несбыточной мечтой, — поморщилась Алена. — Люди упорно не желают замечать беду до тех пор, пока она сама не войдет к ним в двери. Только тогда может оказаться уже поздно, как это было в Канаде. Помнишь, когда к нам в Россию приезжал Перси Шмайзер, он читал лекцию в Тимирязевской сельскохозяйственной Академии, а слушатели никак не могли понять, почему он все время твердит, что «селекция сои и рапса в Канаде более невозможна в принципе»! Там собрались представители науки, они, я очень надеюсь, осознали угрозу, а вот наше правительство что-то не видит в этом особой проблемы.

И это действительно слишком похоже на правду. Известный канадский фермер, лауреат Альтернативной Нобелевской премии, предостерегал россиян от трансгенов ещё в мае 2008 года. Он рассказал, что принесли ГМ-культуры его стране. С их внедрением количество химикатов, используемых в одной только его провинции Саскачеван, увеличилось в пятнадцать раз. Кривая заболеваемости тяжелыми недугами фермеров и сельских жителей резко скакнула вверх. Жена самого фермера и все её подруги перенесли рак молочной железы, и Шмайзер решил сражаться с ГМ-лобби, пусть даже и в одиночку. Именно он стал единственным в мире, кто не сдался, не подписал кабальное «мировое» соглашение с «Монсанто», а, в конечном счете, даже сумел выиграть процесс против гигантской корпорации за загрязнение его поля трансгенными культурами — собственностью «Монсанто». Вот только Канаде это уже мало чем помогло.