Нельзя сказать, что для Ушакова это было откровением. Нечто подобное он допускал.
— Все это голословно, — заметил он.
— Вы просили совета…
— Какой совет? Помощь нужна.
— Какая?
— Что знаешь о финансовых партнерах Глушака, Плута. Как ходили деньги «Востока». Ты же их компаньон. Должен знать.
— Меня дальше прихожей в их делах не пускали.
— Не прибедняйся… Давай, бизнесмен.. Вспоминай… Слово даю: говоришь что-то небесполезное — сегодня жрешь жареных жаб в «змеевнике» и тискаешь Инессу.
— Инессу… — Дон Педро передернул плечами. — Я к этой суке на километр теперь не подойду.
— От любви до ненависти один шаг, — хмыкнул с пониманием Ушаков.
— Сейчас. Подумаю. — Нога Дона Педро стала выбивать по паркету еще более частую дробь..
— А ты не думай, дружище. Ты говори… И паркет мне ногой не продолби.
— Вот черт! — Дон Педро хлопнул себя ладонью по колену. И начал вспоминать.
Вспоминал он усердно. Называл людей. Банки. Ушаков напрягал его, пока тот не иссяк, как бидон, из дырки в котором вытекла последняя капля воды.
— Все?
— Все, — Дон Педро вытер носовым платком выступивший на шее пот.
— Тогда к следователю — и свободен.
Дон Педро выдохнул, будто из него выпустили воздух. Как-то обмяк. Он был в диком напряжении все эти дни, и теперь из него .как бы выдернули державший его штырь.
— Не вру, — заверил Ушаков. — Ты правда свободен. Надолго не прощаюсь.
— Надеюсь больше с вами не встретиться, — произнес Дон Педро.
— Напрасно. Встретишься. И раньше, чем думаешь.
— Почему?
— Потому что мы теперь друзья. Ты человек мыслящий. Можешь иногда нас проконсультировать.
— Что, в стукачи решили записать? — возмутился Дон Педро.
— Что за слова такие? Я тебе помог. Ты мне поможешь… Мы отныне дружим, — говорил Ушаков. — И смотри на все с лучшей стороны. Друзей уголовный розыск в беде не бросает.
Когда арестованного увели к следователю, который объявит об изменении меры пресечения, начальник уголовного розыска откинулся в кресле и прикрыл глаза. Ушакова этот двухчасовой разговор вымотал. Глаза слипались — опять он не выспался со всеми делами. И на пять минут он выключился.
Разбудил его Гринев, ворвавшийся метеором в кабинет:
— По «3олотому шельфу» врезали из гранатомета!
— По какому шельфу? — Ушаков открыл глаза, возвращаясь из сладкой дремоты и ощущая, что пятиминутный сон помог сбросить усталость.
— По кабинету Шамиля.
— Поехали…
Глава 12
ДАЙТЕ КИЛЛЕРУ РАБОТУ
Пробитый лежал на продавленном матерчатом диване и смотрел на низкий дощатый черный потолок.
О крышу терлись ветки деревьев. Вокруг простирались болота и заброшенные сады, где росли яблони и груши, неухоженные, одичавшие, но каким-то образом выжившие на протяжении нескольких десятилетий. До войны Полесская область кормила всю Германию, и сады эти обильно плодоносили. Сейчас они вообще никому не нужны — из Европы везут обработанные воском безвкусные яблоки.
Машину — белые невзрачные «Жигули» первой модели, прозванные в народе «копейкой», — Пробитый спрятал в сарае, и никто не мог бы предположить, что она стоит там. Сарай и сарай, покосившийся, замшелый.
Давно и заблаговременно Пробитый готовился к самым крутым виражам судьбы. Эту покинутую жителями лет пять назад деревеньку он присмотрел в позапрошлом году, подобрал себе ветхий, но еще годный для жизни деревянный домик, привел его в порядок. Электричества здесь не было давным-давно, но в колодце имелась чистая вода, и, главное, до ближайших соседей километра два. Он еще раньше запасся продуктами и несколько месяцев мог жить, не высовываясь на улицу.
Посторонние появлялись здесь крайне редко. Неделю назад забрела группа из трех сопливых, худосочных парней с нагло-испуганными мордами и одной девчонки — черные следопыты, рыскающие в лесах в поисках оружия, оставшегося со времен Второй мировой войны. Этого железа здесь валялось немало, порой попадалось промасленное, способное хоть сейчас к бою, не потерявшее более чем за полвека своих убийственных свойств оружие. Его ремонтировали, продавали, и оно исправно работало, продолжая уносить человеческие жизни.
— Вы не по адресу, шпана, — бросил пренебрежительно Пробитый, выходя из домика и оглядывая насмешливо гостей, нацелившихся на его домишко.
Один пацан задиристо хотел что-то возразить, но другой, присмотревшись к Пробитому, понял — они действительно заехали не по адресу. Что гости узнают его по изображению, растиражированному газетами и телепрограммой «Сирена», и заложат — Пробитый не боялся. Для этой публики милиция — враг конкретный и ненавистный, от которого она предпочитает держаться подальше.